— Пусть лучше обидится, чем потеряет к тебе интерес.
— В день вылета билетов не купишь.
— Покажешь себя еще раз пронырой, отправишь ее на «подсадке».
— Это глупость, хамство! Красиво увез, обещал заботиться, а потом выпихнул вон?
— Именно так — это пряник и кнут.
— Я ее потеряю!
— Сделаешь, как я велю, — получишь новый шанс и убедишься, что мне можно верить. Смалодушничаешь — и ее потеряешь, и веру не обретешь. Скоро поворот с проспекта. Делай, что я велю!
— Простите, пожалуйста… — дребезжащим голосом обратился Раздолбай к водителю. — В Химки сворачивать не надо. Едем прямо, в Шереметьево.
— Зачем Шереметьево? Куда мы? — встрепенулась Диана.
— Я подумал, что лучше всего будет, если ты прямо сегодня полетишь в Ригу, — неуверенно объяснил Раздолбай.
— Ты с ума сошел? Второй час ночи, я хочу спать.
— Я тебя напою в аэропорту кофе.
— Какой аэропорт? Какая тебя укусила муха?
— Никто меня не кусал. Я хочу, чтобы ты сегодня вернулась в Ригу.
— Ты обиделся на что-то?
— Нет. Я обещал тебе показать спектакль, мы его посмотрели, и тебе надо возвращаться.
— Разумеется, я не останусь здесь жить. Хочешь отвезти меня в аэропорт — поедем вечером, но зачем сейчас? Если я тебе мешаю, оставь меня в какой-нибудь гостинице. Что случилось?
— Абсолютно ничего. Так надо.
— Кому надо? Тебе? А ты обо мне подумал? Я совершенно без сил, как я буду болтаться еще несколько часов в дороге?
Раздолбай посмотрел на усталую Диану, которая в его растянутом свитере как будто уменьшилась в размерах, и почувствовал себя самодуром, издевающимся над человеком почем зря. Он и сам предпочел бы рухнуть спать, а не толкаться в очереди на «подсадку», усаживая ее в самолет.
— Ладно… — сдался он. — Если устала — полетишь вечером.
— Ну так что, куда в результате едем? — уточнил водитель.
— Едем, куда ехали — домой, — ответила Диана и отвернулась к окну.
Раздолбай почувствовал, что она стала бесконечно далеко от него, и набросился на свой внутренний голос с упреками:
— Что ты посоветовал? Стало только хуже!
— Но ты ведь не последовал совету.
— Она права! Это свинство по отношению к ней!
— Ты должен был идти до конца.
— Я не уверен, что твой совет правильный и тебя надо слушать!
— Сейчас вы свернете с проспекта, и можешь считать ее потерянной навсегда.
Водитель перестроился в крайний ряд. Раздолбай с напряжением смотрел, как исчезают под капотом последние метры асфальта, оставшиеся до черты, за которой изменить выбор станет уже невозможно. Внутри его как будто натянулась до предела толстая басовая струна, грозившая лопнуть и разорвать его на части. Терпеть ее натужное гудение становилось невыносимо, но вдруг… в душе послышался новый голос. Не тот, что звучал раньше, а другой — тихий, добрый, не требовательный, как первый, а утешающий.