У Мери Вечера в генах был заложен инстинкт продвижения вверх. Это неимоверно яростное честолюбие было унаследовано ею как по отцовской, так и по материнской линии; оно и соединило обоих прадедов — менялу из Смирны и братиславского сапожника, которые, конечно же, при жизни никогда не встречались и лишь издали любовались сиянием императорской власти.
В те десятилетия, когда в свете заманчиво новой науки евгеники большое значение придавалось происхождению — короче говоря, крови, — выискивая предательские предзнаменования или, можно сказать, перст биологической судьбы, усердные исследователи майерлингской истории до мельчайших подробностей изучили родословное древо персонажей драмы, и благодаря этому мы лучше знаем предков Марии, чем ее самое. Пусть у нас получится очередное отклонение в сторону, но стоит, пожалуй, не без пользы и урока для себя, наспех познакомиться с этими предками. Ну и по ходу дела призадуматься над тем, скольким случайностям и закономерностям (исключениям и правилам) пришлось соединиться, для того чтобы произошла майерлингская трагедия, а также и над тем, сколь бесстыдно история пользуется в своей работе типичными, можно сказать, банальными ситуациями и фигурами.
Ну так вот. Сын братиславского сапожника, дед Мери по отцовской линии, был человеком уже вполне образованным; в 1848–1849 годах он занимал пост имперского комиссара в своем родном городе, и в том, что Братислава не свернула с верноподданнического пути, немалая и его заслуга. Он отличился применением энергичных мер (понимай: отправкой на виселицу евангелического священника Павла Разги[4]), в короткий срок положивших конец народному брожению. После восстановления порядка Франц Иосиф предложил выгодный пост и орденскую награду своему стойкому приверженцу, однако имперский комиссар Вечера, сославшись на то, что ему не хотелось бы еще более настраивать против себя население города, скромно, однако же весьма дальновидно взамен всех предложенных почестей испросил всего лишь стипендии для самого способного из своих сыновей, Альбина, который таким образом стал слушателем венской дипломатической академии, а по окончании учения — дипломатом, то есть членом привилегированнейшей касты того времени, куда удавалось пробиться лишь аристократам крови. Правда, к сорока годам, после четырнадцати лет карьеры, он дослужился лишь до скромной должности секретаря в константинопольском посольстве, но, вероятно, и этот ранг был достаточно заманчив, для того чтобы неимущий Альбин Вечера дерзнул просить в жены Хелену Балтацци — как пишет он сам, обращаясь к императору за разрешением на брак, "самую богатую девицу в Константинополе", да еще и завидной молодости — неполных семнадцати лет.