— Представление, говоришь? Ну-ну… — Он раскрыл лежавшие на столе документы Фокса, постучал по ним пальцем: — Твои?
— Мои… — вежливо ответил Фокс и, не поднимая голоса, пообещал: — Вам еще придется, гражданин, доставить мне их по месту жительства… в зубах… с поджатыми лапками… — И широко улыбнулся, показав ослепительные крупные зубы с заметным промежутком между передними резцами.
— Ух ты! — фыркнул Жеглов, тоже расплываясь в милой добродушной улыбке. — В зубах? Эко ты, брат, загнул… да-а… — Он повернулся ко мне, кивнул на Фокса: — Нахал парень, а, Шарапов? Тебе небось таких еще видеть не приводилось?
Я помотал головой, а Жеглов заговорил тихо, совсем тихо, но в голосе его было такое ужасное обещание, что даже мне не по себе стало, а уж Фоксу, надо полагать, и подавно.
— Значитца, так, Шарапов, — сказал Глеб Жеглов. — Этот — добыча твоя. Твоя, и не спорь. Посему отдаю тебе его на поток и разграбление. Делай с ним что хочешь, веревки из него вей — разрешаю. Мордуй его, обижай и огорчай сколько влезет, потому что он сам душегуб, ни совести в нем, ни сердца, ни жалости. Дави его, Шарапов, в бога, в мать и святых апостолов, пусть от него, гада, мокрое место останется… Пошли, орлы!
И он поднялся, за ним пошли наши ребята, но в дверях, около Фокса, Глеб остановился и сказал ему:
— Одна у тебя на этом свете надежда осталась — Шарапов за тебя заступится. Но для этого надо очень сильно постараться. Понял, бандит? — И, не дожидаясь ответа, вышел.
Фокс посмотрел ему вслед, покачал головой и спросил:
— Он что, псих?
— Нет, — ответил я коротко, глядя на его руки — сильные, красивые, смирно лежащие на коленях, с длинными холеными ногтями на мизинцах — и думая о том, что же он успел ими натворить в своей жизни. А Фокс, будто догадавшись, сказал доверительно:
— На руки мои смотрите? Руки артиста!.. К сожалению, жизнь моя пошла по другому пути…
Манжета на правом рукаве его рубашки была разорвана, и я увидел начало татуировки. Я подошел, довольно бесцеремонно завернул рукав и прочитал наколку: «Кто не был — побудет, а был — не забудет».
Фокс улыбнулся и пояснил:
— Ошибки молодости. Пришлось побывать и запомнить навсегда. Чтобы не повторять…
— Вы работаете? — спросил я хмуро.
— Конечно, — живо отозвался он. — Как говорится, кто не работает, тот не пьет… Я снабженец на сатураторной базе…
— А в свободное от снабжения время?
— Буду с вами совершенно откровенен — я играю. На бильярде, в карты, в «железку» — все равно, лишь бы играть. Иногда это мне дорого обходится, но… страсти бушуют! Лишь бы не связываться с Уголовным кодексом — ибо я честный человек, даже не по воспитанию, а по рождению! И теперь это неожиданное задержание! Помилуйте, что же это такое делается?!