Шаса спустился, сбросил скорость и держался в двухстах ярдах над ним. Он видел пулевые отверстия в капоте двигателя и в крыльях. Один из итальянских стрелков дал очередь по Дэвиду. На фюзеляже «харрикейна» краска почернела почти до самой кабины. Дэвид пытался открыть перплексовый купол.
«Если купол заело, Дэвид поджарится», – подумал Шаса, но в этот миг купол раскрылся и легко скользнул в сторону. Дэвид посмотрел на Шасу. Воздух вокруг его головы, нагретый невидимым пламенем, искажал очертания, и на глазах у Шасы на рукаве рубашки Дэвида появилась темная полоса: ткань обуглилась.
– Ничего не получается! Я пускаю в ход шелк, Шаса.
Шаса видел, как движутся губы Дэвида, и одновременно в наушниках звучал его голос, но, прежде чем он смог ответить, Дэвид сорвал шлем с головы и расстегнул зажимы ремней на плечах. В прощальном жесте поднял руку, потом перевернул горящий «харрикейн» на спину и выпал из открытой кабины.
Он летел вниз, расставив руки и ноги, напоминая неправильную морскую звезду, и начал вращаться, но неожиданно из его парашютного ранца вырвался каскад шелка и расцвел над ним ослепительным белым цветком, Дэвида дернуло, его падение замедлилось, и он поплыл к обожженной, коричневой земле в пяти тысячах футов внизу; легкий ветер нес его парашют на юг.
Шаса еще больше сбавил ход, и наконец его «харрикейн» стал терять высоту с той же скоростью, что и спускающийся парашют, и медленно закружил возле Дэвида, держась в двух-трех сотнях ярдах от парашютиста, вертя в открытой кабине головой в попытках определить, где приземлится Дэвид, и с тревогой поглядывая на указатель горючего на приборной панели. Стрелка дрожала у красной линии.
Горящий «харрикейн» Дэвида ударился о пыльную землю у подножия высоких Амб и взорвался в густом облаке дыма. Шаса осмотрел равнину.
Прямо под ним вздымались железно-серые кряжи, увенчанные более темными вершинами и разделенные каменными ущельями, неровные, как кожа крокодила, а затем, сразу за последним кряжем, расстилалась относительно ровная долина; снижаясь, Шаса разглядел на пологих склонах этой долины правильные борозды, возникшие при примитивной обработке земли. Дэвид должен был опуститься в эту долину или очень близко к ней.
Шаса сощурился. Человеческое жилье! В конце долины виднелась кучка хижин, и на мгновение Шаса воспрянул духом. Потом вспомнил снимки изуродованных и оскверненных тел, груды человеческой плоти; сжав зубы, он посмотрел на Дэвида, который раскачивался на стропах.
Он повернул «харрикейн» в сторону, спустился к долине и на высоте пятидесяти футов выровнял машину, потом полетел назад. Пронесся над грубо обработанными полями, над рядами стеблей сорго, увядшего и пожелтевшего от засухи, и увидел впереди людей.