— То для кого презенты?
— Для мамы, — выдохнул Вадим.
— А мама… яка она ест? Но… блонд, чарна, руда? — Пани Эльжбета подергала себя за рыжий локон.
Вадим полез во внутренний карман пиджака и достал мамину фотографию. Маленький черно-белый снимок, чуть больше, чем на паспорт, чуть меньше, чем на Доску почета; в последний момент, собирая вещи, он сунул его в карман, повинуясь какому-то безотчетному порыву.
Пани Эльжбета внимательно взглянула на фотографию и кивнула.
— Иле пан ма пенендзы?
Между ними установилось такое магическое взаимопонимание, что этот вопрос Вадим понял без всякого перевода. Он выгреб из кармана всю наличность и положил на прилавок. Пани Эльжбета пересчитала купюры с орлами и удовлетворенно улыбнулась:
— Зроби се. Малгося, Ванда, Ханка!
Из соседних отделов прибежали девушки, и пани Эльжбета дала им краткие, но исчерпывающие указания.
Господи, до чего он не любил ходить по магазинам! Очереди, толкотня, хамство продавцов, склоки между покупателями. И вечно он все забывал, путал, покупал не то, что надо, и не столько, сколько было велено.
Но здесь перед ним разворачивалось просто волшебное действо, праздник, спектакль под названием «Пан Глинский покупает подарки для своей мамы».
На прилавке появилась дамская сумочка — элегантная, но весьма вместительная. Пани Эльжбета продемонстрировала ее Вадиму — все застежки, отделения и потайные кармашки — и принялась наполнять разными мелочами и штучками дивной красоты. Золотистый патрон губной помады, баллончик туши для ресниц, пудреница в лакированном черном чехле с отделением, где лежал запасной блок, духи «Быть может» во флакончике, похожем на маленькую стеклянную скрипку. Сеточка для волос, составлявшая предел мечтаний каждой советской женщины. Четыре мотка невесомого жемчужно-серого мохера… Тут пани Эльжбета на мгновение задумалась, потом вздохнула как-то печально, полезла под прилавок и достала толстую короткую колбаску в пестром футляре. Вадим, совершенно ошалевший от мелькания всех этих предметов непонятного назначения, вдруг очнулся и ткнул пальцем в колбаску:
— Что это?
Пани Эльжбета ласково улыбнулась:
— Парасолька.
И защебетала, подробно и любезно объясняя, что вообще-то парасольку она купила для себя, и не просто купила, а достала по хорошему знакомству и переплатила полцены сверху, но для великолепного пана Глинского и его милой мамы готова уступить именно за те деньги, которые дала сама.
Вадим внимательно следил за ее розовыми пухлыми губками и ничего не понимал. Пани Эльжбета перешла от слов к действиям.