Чистейший детский голос взвился над сценой, полетел, затрепетал… Зал замер, недоверчиво разглядывая маленького человека, издающего такие невероятно сладостные, гармоничные звуки. Дирижер больше не оглядывался и не пытался сдержать звучание оркестра, дабы не заглушить мальчишку. Этот мальчишка пел как ангел. Впрочем, ангелы в ту пору были не в почете. Вадим пел, как образцовый советский школьник. Он пел, как отличник.
Вадим умолк. Какое-то время зал ошеломленно молчал. И вдруг взорвался громовыми нескончаемыми аплодисментами. В первом ряду профсоюзные дамы с высокими прическами и в панбархатных платьях с кружевными воротниками доставали из рукавов накрахмаленные платочки и вытирали слезы восторга и умиления.
Его долго не отпускали. На сцену несли тяжелые официальные букеты, которые Вадим не смог удержать, в конце концов выронил из рук, и они засыпали его чуть ли не до пояса, так что его торжественное одеяние смотрелось теперь несколько легкомысленно — белый верх, цветной низ. Ему восторженно кричали «Браво!» и «Бис!».
На бис Вадим спел «О, соле мио» и «Венецианскую ночь» Глинки. Вообще-то так и было задумано: классика классикой, а отечественный композитор нужен был обязательно, чтобы программа не выглядела сплошным низкопоклонством перед Западом.
Придя домой, он без сил, не раздеваясь, повалился на кровать. Ему хотелось только одного — спать. Он даже не заметил, что мать, похоже, не в восторге от его ошеломительного успеха. Казалось, этот успех, напротив, даже испугал ее.
Мама села на край его постели и принялась взволнованно объяснять, что талант — это прежде всего труд, труд и еще раз труд, что искусство — это не аплодисменты и букеты, а служение народу, что жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно… Вадим слушал и кивал тяжелой головой. Он вовсе не собирался посвятить свою жизнь сцене.
Он хотел стать пожарным.
Птицы не думают, что пение — их основное и самое главное занятие, у них есть дела поважнее: строить гнездо, искать пропитание, драться с соперниками из-за лакомых червяков. Они не хвастаются своим чириканьем и твиньканьем и не требуют к себе какого-то особенного отношения. Так и Вадим относился ко всем этим концертам, репетициям и восторженным крикам «Браво!». Поэтому в классе его любили, у него были верные друзья, он по-прежнему собирал металлолом, рисовал картинки для стенгазеты, ходил на каток, а иногда дрался с мальчишками из соседней школы.
Его жизненные планы претерпевали сильные изменения в зависимости от репертуара ближайшего кинотеатра. Сначала он собирался стать военным, потом полярником, потом разведчиком, а в восьмом классе они с Васькой твердо решили поступать в авиационное училище. Но тут мать отнесла его документы в Мерзляковку — знаменитое музыкальное училище при консерватории.