На заднем сиденье дремала Татьяна Львовна.
Не обращая внимания на подошедшего Голощекина, Вадим тряс Керзона, вцепившись ему в плечо:
— Где Альбина?!
Голощекин приложил руку к козырьку и осведомился:
— Так, живой?
Керзон вскочил и захлебнулся благородным негодованием:
— Слушайте, вы, капитан! Посмотрите, что ваши люди сделали с этим человеком. Он весь избит! Он, популярнейший артист в СССР! — Керзон помахал пальцем перед носом Голощекина. — Он пел во Дворце съездов, пел министрам, министру обороны! И поверьте мне, у вас будут крупные неприятности! Это я вам говорю, Семен Керзон.
Голощекин слушал внимательно, кивал, и лицо его становилось все строже и бдительнее.
— Ваша фамилия — Керзон? — спросил он сухо.
— Керзон.
— А его — Глинский?
— Да, Глинский! — гордо ответил Семен — так гордо и сам Вадим не умел произносить свою фамилию.
Голощекин удовлетворенно кивнул. Достал и раскрыл планшет. Движения у него были четкие, даже немного театральные. Сейчас он с упоением играл роль бдительного пограничника, задержавшего очередного диверсанта.
— Я для начала перечислю места ваших преступных авантюр, — самым вежливым образом объявил он.
— Какие преступные авантюры? — возмутился Керзон. — Вот это вы называете авантюрами?! — Он патетически простер руки к Вадиму, который, прикладывая мокрый носовой платок к рассеченной губе, пытался остановить кровь. — Да петь может каждый дурак! Попробуйте продать этого дурака!
Керзон все еще думал, что речь идет о левых концертах или махинациях с билетами. Голощекин показался ему туповатым бравым служакой. Нет, Керзон не жалел, что послушался напористого телефонного собеседника и ввязался в интригу, он соблюдал свои интересы — удалял Альбину. Но теперь ему пришло в голову надуть всех и загрести жар чужими руками. С Альбиной покончено, это ясно. Основная часть представления удалась, на остальное плевать. Керзон вам не мальчик резвый и кудрявый, на него где сядешь, там и слезешь. Он сам кого хочешь напугает. Теперь главное — внушить Вадиму, что лишь он, Семен Керзон, может защитить и поддержать его, лишь ему, Керзону, можно доверять.
Однако грандиозным планам его не суждено было сбыться. Бенефис Керзона в пьесе «Посрамление бравого капитана» решительно не удался.
Голощекин раскрыл планшет, нашел нужную бумажку, провел пальцем по строчкам:
— Я продолжаю.
— У нас концерт! — наступал на него Семен. — У нас аншлаг и переаншлаг! И какие-то подонки уродуют знаменитого артиста…
Голощекин, не обращая внимания на этот страстный монолог, принялся перечислять скучным голосом: