На четвертый или пятый вечер пути, шмыгая носом и чертыхаясь, я набрал валежника и развел костер под невысокой каменной стеной, в надежде немного обсохнуть перед сном. Когда я собирал мох, чтобы соорудить себе подушку, из сумрака появился старик, лицо которого было истинной аллегорией Меланхолии, и заговорил со мной голосом пророка.
«Сегодня было бы неразумно оставаться здесь на ночлег», — сказал он мне.
Я был не в настроении обсуждать с ним эту тему. Я был слишком измотан. «Я не сдвинусь ни на дюйм, — заявил я ему. — Это общая дорога. У меня имеется полное право спать здесь, если таково будет мое желание».
«Ну конечно, — ответил мне старик. — Я ничего не говорил о ваших правах. Я просто заметил, что это было бы неразумно».
Мне, если честно, сделалось стыдно за мой резкий тон. «Прошу прощения, — сказал я ему. — Я замерз, устал, я голоден. Я не хотел обидеть вас».
Старик сказал, что он вовсе не обижен. Его зовут, сказал он, Вальтер Вольфрам.
Я назвал ему свое имя и объяснил, как здесь оказался. Он выслушал, а затем предложил мне пойти к нему в дом, который, по его словам, находится неподалеку. Там я смогу отогреться у настоящего очага и поесть горячей картофельной похлебки. Я, разумеется, не стал отказываться. Однако спросил, поднимаясь, почему он считает, что ночевать в этом месте неразумно.
Он посмотрел на меня таким скорбным, душераздирающим взглядом, значения которого я не сумел понять. А затем сказал: «Вы еще молодой человек и, без сомнения, не испытываете страха перед проявлениями этого мира. Но прошу вас, поверьте мне, бывают такие ночи, когда не стоит спать рядом с местом, где покоятся мертвые».
«Мертвые?» — воскликнул я и обернулся. Измученный путешествием, я не разглядел того, что находилось за каменной стеной. Теперь, когда дождевые тучи разошлись и поднялась луна, я увидел там множество могил, старых и новых вперемешку. Обычно подобное зрелище не особенно меня волновало. Хаузер научил нас спокойно относиться к смерти. Смерть не должна, говорил он, беспокоить человека сильнее, чем восход солнца, ибо она так же неизбежна и так же обыденна. Совет был хорош, если выслушивать его теплым днем в классной комнате в Виттенберге. Но здесь — посреди неизвестно чего, рядом со стариком, бормочущим вслух свои суеверия, — я уже не был настолько уверен в его разумности.
Как бы там ни было, Вальтер отвел меня в свой маленький домик, находящийся всего в полумиле от этого некрополя. Там, как он и обещал, был очаг. И, как он и обещал, был суп. И еще, к моему изумлению и восторгу, была его жена, Элиза.