Брайан Ламли много путешествовал, бывал в США, Франции, Италии, Германии, на Кипре и Мальте, не говоря о многочисленных греческих островах. Ему нравится летать на дельтаплане в Шотландии и ловить осьминогов в Греции. Ламли часто посещает Средиземноморье, чтобы побаловать себя мусакой, рециной, узо и, конечно же, метаксой. Писатель с женой-американкой Барбарой Энн живет в Девоне, Англия.
Не так давно вышедшей книгой «Гарри Киф. Некроскоп и другие» («Harry Keogh: Necroscope & Others») автор завершает эпическую сагу «Некроскоп» («Necroscope»), составляющую четырнадцать томов. Этот цикл издавался в тринадцати странах, причем только в США продано более двух миллионов экземпляров.
Перу Ламли принадлежит около пятидесяти произведений, большая часть из которых издана в последние двадцать три года. До этого он двадцать два года посвятил военной службе.
Ламли давно считался мастером «мифов Ктулху», поджанра, сформировавшегося под влиянием работ Лавкрафта, но только в 1986 году, оставив карьеру военного, писатель выпустил новаторский роман ужасов «Некроскоп» о Гарри Кифе, человеке, умеющем говорить с мертвыми, и в одночасье стал знаменитым. Двадцать лет спустя «Subterranean Press» осуществило переиздание этой книги в роскошном оформлении со множеством иллюстраций Боба Эгглтона.
В 1998 году на Всемирном «хоррор» конвенте (World Horror Convention) в Фениксе, штат Аризона, Ламли был удостоен престижного звания Мэтра.
«Невозможно отрицать влияние Лавкрафта на мою „Порчу“, — признается автор, — потому что лавкрафтовские Морские Существа, так замечательно изображенные в его повести „Морок над Инсмутом“ („Shadow Over Innsmouth“) и мелькающие в других произведениях, всегда очаровывали меня. И не только меня, а целое поколение авторов, многие из которых родились спустя годы после трагической безвременной кончины мастера.
Повесть „Порча“, как и „Колокол Дагона“ („Dagon's Bell“) и „Из глубины“ („The Return of the Deep Ones“), явилась результатом размышлений на тему: что, если бы некоторые члены Тайного ордена Дагона нашли способ бежать или эмигрировать из пришедшего в упадок старого Инсмута и объявились бы где-то еще? Например, в Англии».
Джемисон в бинокль разглядывал одинокую фигуру на пляже — парня у края моря — и говорил:
— В его возрасте я с удовольствием занялся бы этим делом. Стал бы морским тряпичником или поэтом; может быть, скорее поэтом? Или просто бродяжничал бы по всему миру. Но у моих стариков были другие соображения. Что и к лучшему, надо полагать. «У поэзии нет будущего, сынок. Нет его и у мечтателей, и у бродяг», — так сказал мой отец, а он был врачом и знал свое дело. Каков отец, таков и сын, да? — Он опустил бинокль и улыбнулся собеседникам. — Все же, думается, я был бы доволен такой работой.