Теперь Эспер смотрела на нее, и странная незнакомая печаль поднималась в ее сердце. Ивэн рисовал на утреннем солнце, и живительный золотистый свет заливал восточную половину дома с высокой двускатной крышей и сверкал на водной поверхности Малой Гавани. Но остальная часть дома была в тени, отбрасываемой буйной зеленью высокого каштана. Обе расходящиеся крыши и их шаткие подпорки, ржавые трубы, окна с многочисленными стеклами в переплетах и покосившаяся пристройка — все было объединено чувством вызывающей выносливости. С удивлением Эспер видела на картине все то, чего не замечала никогда в настоящем доме.
В галерею вошли несколько человек, и Ивэн пошел приветствовать их. Но Эспер не могла оторвать зачарованного взгляда от полотна.
Пристально глядя на изображение своего дома, она думала, что видит в нем более глубокий смысл, и в тот момент она слышала голос своего отца, не высокий и жалобный, каким он был в жизни, а звучный и торжественный, читающий слова о Фиб из письма леди Арбеллы: «Высшая степень выносливости — преодолевая любые беды, следовать за своим мужем повсюду».
«Да», — прошептала Эспер, отвечая своему отцу, отвечая своему дому.
За ее спиной прозвучал голос Ивэна, холодный и слегка насмешливый.
— А это — дивная старая гостиница в Марблхеде, в Массачусетсе. Собственно говоря, это дом моей жены.
Живой дом превратился на холсте в пятно яркой краски. В то мгновение, когда Эспер поворачивалась к Ивэну и посетителям, ее восторг показался ей смешным. Она смотрела на вежливые лица в мучительной тишине, из которой не могла себя вырвать.
Рядом с Ивэном стояли две леди в платьях из легкой тафты и кружевных шалях, надменный джентльмен с длинными пушистыми бакенбардами и с моноклем в левом глазу и еще один джентльмен, низкий, толстый и совершенно лысый, если не считать черной бахромы волос над ушами, с безупречно белым воротником. Эспер не расслышала ни одного имени, когда Ивэн представлял их. Леди и джентльмен с моноклем едва коснулись ее пальцев, но толстый господин наклонился и поцеловал ее руку, которую она испуганно отдернула.
Ивэн коротко рассмеялся и сказал жене:
— Мистер Дюран — тот самый проницательный джентльмен, который купил моих «Двух солдат». Эспер услышала предупреждающую ноту в его голосе и выдавила слабую улыбку. Они жили как раз на деньги, полученные за ту картину.
— Я восхищаюсь произведениями вашего мужа, мадам, — галантно произнес мистер Дюран, сверкая двумя рядами ослепительно белых зубов. — Я верю, что у него великое будущее.
— Большинство так не думает, — заметил Ивэн с язвительным смешком.