— Странное имя Кабби, — сказал Портермэн, лишь бы что-нибудь сказать.
Тут поднял голову от книги мистер Ханивуд, он заговорил, как учитель, объясняющий урок:
— Оно происходит от французского имени Кубье. У нас много имен не чисто английского происхождения, в отличие от моего.
— О! — почтительно воскликнул Эймос. «Занятный тип этот Ханивуд», — подумал он. И в Дэнверсе он встречал таких чудаков, в очках, с руками в чернилах.
— Вы женаты, мистер Портермэн? — спросила Сьюзэн, увидев золотое обручальное кольцо на его пальце.
— Да, но моя жена — инвалид Она дома, в Дэнверсе. — «Не забыть бы, — подумал он, — купить ей подарок прежде, чем вернусь домой».
— Так я советую вам обратиться к вдове Кабби, — резко сказала Сьюзэн.
Эспер с облегчением поняла, что ее мать пришла в себя. Теперь посетитель просто мешал готовиться к приему гостей. Пусть идет к Ли или куда ему вздумается, лишь бы ушел. Он зануда, да и к тому же высокомерен. От девушки не ускользнуло, каким взглядом Портермэн окинул кухню, когда вошел.
И она была права. Эймос, ушедший от них, думал о Ханивудах с презрением и жалостью. Живут в таком древнем доме и не могут даже перестановку какую-нибудь сделать или ремонт, чтобы все было в новом стиле. Стоячее болото какое-то. Только в мамаше, пожалуй, есть живость и характер. Этот Ханивуд видать, образованный, а что толку?
Эймос подумал о собственной карьере. Отец его приехал в Дэнверс в 1818 году. Из Нью-Йорка или Нью-Джерси, Эймос не помнил. Женился на шотландке, открыл здесь сыромятню, и дело пошло. Отец оставил после себя десять тысяч монет. Он, Эймос, должен превзойти отца. Он хорошо знает фабричное дело. У него, может быть, будет сто тысяч и больше. Но кому он их оставит? Если бы только Лили-Роза могла выздороветь! Может быть, ей поможет морской воздух, если он уговорит ее сюда переехать. А могла бы решительная, энергичная женщина, вроде Ханивуд помочь Лили-Розе прийти в себя? Портермэн снова вспомнил древнюю гостиницу с ее властной хозяйкой и хозяином — книжным червем. Интересно, все ли здесь такие странные? О Эспер он даже не вспоминал.
К шести часам вечера гости начали прибывать в «Очаг и Орел». Моряки и рыбаки с «Цереры» и «Дианы» надели серые фланелевые рубахи, вязаные фуфайки и черные шелковые галстуки, сменив резиновые сапоги на начищенные до блеска башмаки, изготовленные в домашних мастерских. Все, у кого были жены, пришли с женами, как и были приглашены.
Эспер, слышавшая в верхней палубе частый звон дверного колокольчика, поняла, что надо спешить. Ее лучшее платье, перешитое из маминого, было из синего поплина, с красной узорной каймой на рукавах и юбке. Эспер, не обращая особого внимания на наряды, была довольна им. Но теперь она думала по-другому: ей не казалось, что платье ей так уж идет — тесное в груди и собиравшееся в сборки на одном плече. Она раньше терпеть не могла шить, предпочитая погулять или почитать книжку, но теперь решила уделять больше внимания выкройкам, которые делала для нее мама. Сегодня придет Чарити Треверкомб, а у нее всегда красивые наряды.