. Соберись, пожалуйста, и – более я не желаю слышать этих слов; это – понятно?
Рицлер торопливо закивал, и Курт улыбнулся, отчего переписчик посерел совершенно.
– Хорошо. Просто уясни, что это сбережет нам обоим бездну времени – к чему тебе произносить бессмысленности, а мне отвечать на них, если это все равно ни к чему не приведет… Итак, Отто, теперь, когда мы определили такое маленькое, но весьма немаловажное правило в нашем предстоящем разговоре, я буду задавать тебе вопросы, а ты – рассказывать мне о том, что меня интересует, и теперь я… по-доброму, Отто… прошу говорить мне правду. Мы договорились?
– Да, – кивнул Рицлер потерянно.
– Вот и хорошо. Тогда приступим. Я начну с самого простого вопроса. Почему ты пытался убежать?
Переписчик потянул носом, глядя мимо его лица, и ответил не сразу.
– Я… – тихо и с почти физически осязаемым усилием пробормотал Рицлер, – я… испугался…
– Это я как раз понимаю; но – чего?
Тот покосился на недвижных Ланца и Бруно за спиной майстера инквизитора, уронил взгляд в пол, дыша тонко и прерывисто, лихорадочно отирая покрытый испариной лоб пальцами, оставляющими на бледной коже грязно-красные полосы; Курт склонил набок голову, чуть повысив голос, но выговаривая слова по-прежнему спокойно.
– Отто, давай установим еще одно правило: ты не будешь молчать в ответ на мои вопросы. Это ведь тоже ни к чему; если ты молчишь, это означает, что ты измышляешь годящийся к случаю ответ, id est – что? не намереваешься говорить правды. Итак, давай мы начнем сначала, и теперь будь любезен мне ответить. Почему ты сегодня пытался сбежать от меня?
– Я испугался, – повторил тот одними губами и, увидев нахмуренные брови майстера инквизитора, поспешно продолжил: – Я думал, меня хотят обвинить…
– Кто? И в чем?
– Вы всё спрашивали о Филиппе, и я подумал… Вы так говорили, так намекали – я думал, вы пришли, чтобы меня обвинить в том, что я его убил! В университете говорят, – все быстрее и громче, захлебываясь в словах, продолжал переписчик, глядя в сторону, – что его отравили, что Инквизиция ищет отравителя, а вы все время так говорили, будто это я! Вы меня запугивали, и я поду…
– Неправда, – возразил Курт тихо, и переписчик оборвался на полуслове, царапая ногтями пальцы мелко подрагивающих рук, лежащих на коленях. – Здесь есть свидетель нашего разговора, который слышал каждое мое и твое слово; и это, Отто, неправда. Я не запугивал тебя, не предъявлял тебе никаких обвинений и даже словом не намекал ни на что подобное. Из чего ты мог вывести такое подозрение?
– Вы всё спрашивали… Вы говорили о том, что у него не было денег на комнату, а для меня были, и я подумал – вы меня обвиняете, что я убил его из-за денег!