– А тот, кто совратил его на это? Его ведь надо найти, он…
– … убийца? Почему?
Курт ответил не сразу; от его пыла, с которым он почти ворвался к начальствующему, мало что осталось, задор миновал, уступив место сомнениям, к коим он и без того бывал излишне склонен и в более ясных ситуациях.
– Но обстоятельства смерти Шлага… – начал он и осекся, увидев, как Керн снова разразился тяжким вздохом.
– Если он упражнялся в мистических занятиях, – напомнил обер-инквизитор почти сочувствующе, – смерть он мог принять от чего угодно.
– Что – суккуб усосал? – бросил Курт с внезапной злостью, тут же прикусив язык, однако начальство, похоже, свой гнев излило на первых минутах беседы и теперь было расположено к снисходительности.
– Да хотя бы, – улыбнулся Керн, пожав плечами. – Как знать, что́ именно из всей этой писанины его заинтересовало. Ты сам-то хоть что-нибудь из этого читал?
– Да. Всё.
– Значит, должен понимать – то, что ты сейчас высказал в качестве шутки, вполне может иметь место как правда жизни. Вот так-то.
Курт умолк вовсе, понимая, что больше ему сказать нечего, что по всем правилам логических рассуждений Керн прав, но никак не мог просто развернуться и выйти, все еще тщась подобрать слова, дабы разъяснить начальству свои сомнения. Выждав с минуту, тот снова взял со стола два листка со списками именований книг, глядя в строчки задумчиво, и, наконец, посмотрел подчиненному в лицо.
– Думай, Гессе. Или приглашай к дознанию старших; расследование – не поле для состязания, и твое ярое желание выказать, на что ты способен, делу не поможет.
– Вопрос не в самолюбии, – возразил Курт твердо. – И я бы не отказался от помощи, но ни Дитрих, ни Густав попросту сами не знают, чем могут мне помочь, потому что не видят дела; а я вижу. Никто не заметил причин к самому́ даже началу этого дознания, а я заметил. И сейчас никто не видит, куда идти и что делать, даже…
Он запнулся, и Керн с усмешкой склонил голову набок, заглянув ему в глаза:
– Ну? «Даже вы», хотел ты сказать?
– Да, хотел, – поколебавшись мгновение, кивнул Курт решительно.
– А ты знаешь, что делать? Кроме того, чтоб подвесить переписчика?
– Знаю. Надо поговорить еще раз с соседями и другом Шлага, со студентами с богословского факультета, узнать, не заводил ли он пусть не дружбы, но короткого знакомства с кем из них. Быть может, вы и правы, может быть, и не человек повинен в его гибели, но я хочу знать, не предполагать, не догадываться – знать! что загадочный третий в этой истории виноват лишь в том, что подтолкнул его к мысли прочесть пару любопытных книг. Или – что прав я, пусть и частью, и этот третий… так скажем… виновен в сознательном и умышленном направлении бывшего секретаря на опасный путь. Или я все же прав всецело, и он убрал соучастника своих таинств, потому что тот стал сверх меры неосмотрительным. Или по еще какой причине.