– За службу агента в течение месяца тебе заплатят, если я напишу запрос.
– Напиши, – бросил подопечный почти с вызовом, и Курт пожал плечами:
– Хорошо.
Ненадолго вновь вокруг встала тишина; Курт, неспешно поднявшись, прошагал к окну и некоторое время неподвижно стоял, снова вдыхая запах зелени и мокрого солнца.
– Отец Бенедикт, – заговорил он спустя минуту, сдернув куртку с окна и встряхнув от капель, – снова оказался прав. Даже не думал, как скоро мне предстоит в этом убедиться.
– Прости? – уточнил подопечный непонимающе; он обернулся.
– Прощаю.
Бруно посмотрел пристально, однако теперь не стал переспрашивать, со вздохом отведя взгляд. Курт усмехнулся:
– Сейчас это произносится так спокойно и от души, потому что смысла в этом нет, верно?..
– Что-то изменилось? – спросил подопечный угрюмо. – Или хочешь сказать – квиты?
– Да, и это тоже, – отмахнулся Курт почти легкомысленно, – однако не мщение главное, если считать моей местью то, что я тебя использовал, как когда-то ты – меня. Месть приносит успокоение, быть может, удовлетворенность… удовольствие, в конце концов, однако не примирение; не вижу ничего плохого в мести при определенных обстоятельствах, хотя в данном случае мои действия такой цели не преследовали. Sed[208], если это успокоит тебя – да, квиты.
– И все же не совсем, – тихо возразил Бруно, покосившись на его ладонь, которой Курт упирался в проем; он кивнул:
– Вот именно. Вторая заповедь мести – она всегда должна быть равной или превосходить обиду. В нашем случае это сложно высчитать… да и не нужно. Я пытался это сделать почти год; напрасный труд. Все это, хоть и иными словами, ты высказал сам же, вот в этой самой комнате. Чтобы покончить с высокими словами, от которых у меня, сказать по чести, уже свербит в зубах, я выражусь просто: для полного примирения необходимо понимание. А я понял кое-что, когда сделал то же, что и ты, – в точности: я втерся в доверие с намерением однажды нанести удар в спину… – Курт мгновение смотрел на подопечного, глядящего в пол, и вдруг усмехнулся. – И еще я понял, какое у меня было глупое выражение лица в тот момент.
Тот вздрогнул и отвел взгляд еще дальше в сторону.
– Это, – продолжил Курт уже серьезно, – не означает, что я жалею о сделанном. Твои приятели зря спорят, буду ли я на площади сегодня: буду. Ланц и Керн зря ждут от меня срыва. Райзе напрасно вздыхает мне вслед и боится произносить ее имя. Я сделал то, что считал и продолжаю считать нужным, я сделал бы это снова, и у меня нет сожалений – ни на йоту, ни миг. Я спокоен, потому что я прав. Как и ты думал тогда. Твой поступок нельзя назвать предательством, потому что предательство – измена