её, он вытягивал, выскребал из неё остатки жизни.
– Ты чего молчишь-то? Немая, что ли? – удивился танкист.
Он ловко выбрался наружу, присел на корточки, по-прежнему всматриваясь в лицо застывшей перед ним женщины.
Потом нагнулся над люком и крикнул внутрь:
– Родька, тут баба какая-то странная, с ребёнком. Пойди глянь.
В люковой дыре через мгновение возник Родька. Снял шлем, оказался совсем мальчишкой. Вытер потное лицо, нахлобучил шлем обратно.
– Может, она не русская? – предположил первый танкист. – Потому и молчит.
– Прям «не русская»! – ехидно возразил Родька, поглядывая на Надю. – Кем ей ещё быть-то? Или, по-твоему, здесь в Светозёрске немки с детьми по улицам бегают! Ну ты, Сань, даёшь!
Высказавшись таким образом, насмешливый Родька окончательно вылез из люка и, пробежавшись по брони корпуса, спрыгнул с танка на землю. Саня же поставил фару рядом и на всякий случай взял странную бабу на прицел автомата.
Родька вплотную подошёл к Наде. Его поразили её огромные, тёмно-зелёные, глядящие куда-то сквозь него глаза.
Надя его не видела. Что-то тёмное подплывало к ней в том беззвучном мареве, в котором она сейчас пребывала. Но она как ни пыталась, не могла определить, насколько оно, это тёмное, было враждебным по отношению к ней и Алёше.
Родька белозубо улыбнулся удивительной зеленоглазой женщине.
– Ты кто такая? – спросил он.
Но загадочная женщина всё также молчала, смотрела куда-то в пространство, ничем не обозначая, что заметила его присутствие.
Родька увидел, что из кармана её грязного порванного пальто высовываются какие-то бумаги. Он осторожно сунул туда руку и извлёк наружу документы.
Надя опять же совсем не отреагировала на его действия. Её вдруг начало покачивать на волнах, и эти тихие ласковые волны уносили её всё дальше отсюда.
– Ну чего там, Родь? – крикнул сверху Cаня.
Он по-прежнему сжимал в руках автомат, настороженно вглядывался в незнакомку.
– Похоже, контузило её слегка, – ответил Родька. – Я тут документы нашёл… Наша она, конечно.
И он вслух прочёл:
– Курочкина Нина Анатольевна…
Потом перевёл взгляд на уплывшую совсем далеко Надю и вновь успокаивающе улыбнулся ей:
– Свои мы, Нина Анатольевна. Не боись. Порядок.