Вера выглядела потрясающе, слушала его внимательно, с безусловным интересом. Она всё приняла – продукты, цветы, даже шёлковые чулки, что было очень хорошим признаком.
Сам он был в ударе, чувствовал, что говорил хорошо, искренно, близость желанной молодой женщины по-хорошему возбуждала его.
– …так, практически случайно я и попал в армию, – рассказывал Генрих, – то есть в СА, в штурмабтейлунг. Мне было двадцать два года. Но после войны, дорогая Вера, я непременно намерен вернуться к электронике. Мой отец только об этом и мечтает. И я тоже убеждён, что за электроникой будущее.
– Положить вам ещё картошки? – предложила Вера.
– Я вот лучше ещё грибов возьму, разрешите?
– Конечно, ешьте, сколько хотите, – отвечала Вера, искоса наблюдая, как он уплетает жареные грибы.
Генрих Штольц не знал, что, готовя ужин, она зашла за грибами и луком в чулан и долго, раздумывая, стояла над высушенными мухоморами. Но так ни на что и не решилась.
– Спасибо вам, – окончательно отодвигаясь от стола, поблагодарил гость. – Вы меня превосходно накормили, фрау Вера. Вы замечательно готовите. Вы разрешите, я сниму китель, у вас так жарко?
Вера кивнула.
Она почти успокоилась. Генрих держался просто, дружелюбно, никакой опасности в его поведении она не чувствовала.
В общем-то, не такой уж он плохой человек, оккупантом стал фактически поневоле. Положа руку на сердце, не так уж он ей и неприятен. Может быть, действительно у них теперь установятся хорошие товарищеские отношения, это будет только полезно, может, в конце концов, с его помощью она найдёт Мишу…
И почему бы ему и в самом деле не снять китель?!
В доме и вправду жарко, печка затоплена ещё несколько часов назад. Генрих Штольц аккуратно повесил китель на спинку стула, разлил остатки шнапса, поднял бокал.
– У меня есть тост. Давайте выпьем за конец войны! – торжественно произнёс он.
Вера горько усмехается.
– У нас с вами, Генрих, разное отношение к этой войне. И тем более к победе!
Он серьёзно посмотрел ей в глаза.
– Не стройте иллюзий, дорогая Вера! Вам надо начать привыкать к мысли, что прежней жизни уже никогда не будет. Чем раньше вы это поймёте, тем легче вам будет найти какие-то опоры в новой жизни.
Вера нахмурилась. Разговор принимал крайне неприятный оборот. Смолчать – значило согласиться с тем, что говорит самодовольный немец, объяснять ему сейчас, как он ошибается, означало вступить в конфликт и нарушить только-только установившийся хрупкий баланс в их отношениях.
Генрих уже заметил её реакцию и тут же резко сменил тему. В его планы совсем не входило огорчать очаровательную хозяйку, это могло всё испортить.