Нет, он не может допустить, чтобы его так обошли!
Нужно действовать, и немедленно!
Ещё не поздно!
Петер вытащил из ящика стола свою заветную папку, сунул её в портфель, оделся и выбежал из комендатуры.
Он сам поедет, сам передаст свои донесения в нужные руки! Они узнают, кто такой Петер Бруннер!
Спустя четверть часа Бруннер сидел в несущейся по дороге в Светозёрск мотоциклетной коляске, плотно прикрывшись брезентовым пологом от холода и снега. Обеими руками в кожаных перчатках крепко сжимал под пологом портфель с заветной папкой. Периодически он выпрастывал правую руку и протирал залепленные снегом очки.
Мотоцикл срезал угол на очередном повороте, и… Петер снова потянул руку вверх, к лицу, поскольку почти ничего не видел перед собой. Однако до очков он руку так и не донёс.
Автоматная очередь внезапно прорезала лесную тишину, и Петер вместе с мотоциклистом одновременно повалились вперёд. Мотоцикл вильнул и, промчавшись ещё несколько метров, уткнулся в большой придорожный сугроб. Мотор захлебнулся, заглох.
На мгновение стало тихо. Потом резко захрустел снег под тяжёлыми шагами. Из леса вышли двое, осторожно приблизились.
– Похоже, готовы… – сказал один из них с вопросительной интонацией.
– Ага, – деловито подтвердил второй. – И мотоциклет в порядке. Григорьич доволен будет. Давай, Ром, поспешим. А то ещё кто появится…
И они стали быстро оттаскивать трупы в сторону.
Надя в отчаянии всматривалась в бледное, мокрое от пота детское личико, запёкшиеся губы, синие круги под глазами.
Тимофеевский пришёл узнать, как ребёнок, неловко переминаясь, стоял рядом. Позади него маячил Роман.
– Не пойму, что с ним… – беспомощно говорила Надя. – Похоже на дизентерию, а может, ещё что… Я уж всё перепробовала, чем только не поила… Я не знаю, что делать…
Голос у неё дрожал, глаза полнились обжигающими лицо слезами.
– Он умрёт… Ещё два-три дня и умрёт. Видите, совсем ничего не ест…
Она осеклась, говорить было трудно, рыдания душили её. Не смогла, не уберегла ребёнка.
Это – расплата!
И Надя знала за что. Хоть между ними ничего никогда и не было, но она за время своей жизни в отряде невольно привязалась к Роману, ждала его, тревожилась, когда он долго не возвращался. Оба не заметили, как стали почти родными.
Постепенно она всё больше видела в нём мужчину, возрастная разница понемногу стиралась. Нельзя было себе это позволять! Вот результат – заболел её мальчик, и как теперь быть, что сделать, чтобы он выжил, выздоровел!
Пусть лучше умрёт она, только не он…
– Тихо-тихо… – Тимофеевский обнял её за плечи сильными руками, заставил поднять голову, посмотреть ему в глаза.