– Ну вот, теперь у нас есть и рождественская фотография, – весело защебетала Джозефин, поднимаясь со скамейки.
Теперь Лили села рядом с Сантой, и удивленный фотограф сделал еще несколько снимков. Когда они с Робертом и Уиллом вернулись за стол, Джозефин объявила, что идет в туалетную комнату, и прошла прямо через небольшую квадратную танцевальную площадку.
– Поверить не могу, что ты позволил сделать рождественскую фотографию моего ребенка без меня, – прошипела Лили сидящему напротив мужу и протянула Уиллу мягкое песочное печенье.
– Только сегодня не начинай, я не в настроении. – Он несколько секунд раздраженно смотрел на нее. – Это твоя статья вышла в сегодняшней газете?
– Да, а что?
– Как ты могла не сказать мне об этом? Утром в клубе я чувствовал себя полным ослом. Все знали о ней, кроме меня.
– Я понимаю, но все должно быть в порядке. Я намеренно держала тебя в неведении, чтобы ты мог отрицать свою причастность к ней.
– Президент клуба вызывал меня в свой офис. Совет единогласно проголосовал за мое исключение. И даже моему отцу назначили испытательный срок.
– Но это же невозможно. Ты ничего не знал о моих планах. И ни в чем не виноват. Ты разве не сказал об этом?
– Чтобы выглядеть как мужчина, который ничего не знает о делах своей жены? Лили, черт тебя побери, как ты только могла предположить, что мне это ничем не грозит?
– Не знаю, просто не подумала.
– Не подумала? Но это же очевидно! – насмешливо произнес он. – Не сомневаюсь, для тебя это была суперистория, но как можно было не задуматься о последствиях? Те парни, чьи слова ты процитировала, оказались в полном дерьме. Теперь для них на всю жизнь закрыты двери в наш клуб, а «Рэкет-клаб» и «Ривер-клаб» уже аннулировали их заявки на вступление.
– Значит, ты тоже не сможешь вступить в эти клубы?
– Не знаю. – Он вздохнул. – Мама говорит, что близко знакома с президентом «Ривер-клаб». Она собирается сделать большой взнос, но это все равно не дает никаких гарантий.
– Значит, на помощь снова приходит мама и ее деньги? Слава Богу, у тебя будет еще одна причина целовать ей задницу!
– Не смей так говорить! – зло прошипел Роберт и швырнул салфетку на стол.
– Да? А она может говорить обо мне все, что вздумается? Или напомнить тебе, как она однажды назвала меня деревенщиной?
– Знаешь что? Сейчас речь не о ней, а о тебе и о том, что ты все испортила. И теперь, когда мама собирается исправить то, что ты натворила, винить ее в чем-то – последнее дело с твоей стороны. Если уж на то пошло, сейчас ты должна быть в какой-то степени благодарна ей. – Роберт резко замолчал, словно испугавшись сказать что-то лишнее, и откинулся на спинку стула. После долгого молчания он произнес: – Ты никогда не признаешь свою вину, так?