— А звать-то тебя как? — не узнав своего голоса, спросил Преонский.
— Катерина. Катерина Агеева, — скромно опустив глаза, ответила красавица.
Катерина сказала адрес дяди, и Кузьма Петрович, к удивлению своих спутников, вызвался проводить ее.
— Дядя мой служит в стрельцах, — рассказывала дорогой девушка Кузьме Петровичу. — Родители мои померли, а я сюда приехала, — она испуганно оглядывалась по сторонам, кутаясь в меховую шаль.
— Значит, теперь здесь жить будешь? — спросил Преонский.
— Если Бог даст! — тяжко вздохнула Катерина.
Они, как показалось Кузьме Петровичу, слишком быстро дошли до нужного дома. Перед тем как войти в дом дяди, девушка достала из кармана колечко.
— Прими от меня, добрый человек. Хоть и имени твоего не знаю, но молиться за тебя буду святому Николаю-Угоднику! — Катерина быстро сунула Кузьме Петровичу кольцо и исчезла за калиткой.
— Стой! — закричал он, пытаясь достать колечко и путаясь в многочисленных карманах. — Стой, подожди! Ну и девка, как оборотень, была и нет! — рассуждал Преонский, стоя перед калиткой.
Он внимательно посмотрел на колечко. С виду ничего особенного. Недорогое, но сделано со вкусом. Оно казалось маловатым даже для мизинца, но Кузьма все же надел его на средний палец левой руки. Он так и не понял — то ли палец уменьшился, то ли кольцо увеличилось, а может, с головой что случилось, ежели не распознал сразу, что кольцо как раз впору оказалось.
«Да, дела!» — подумал уставший Кузьма и направился домой.
С тех пор он часто стал ходить возле дома Прокопа Агеева, чтобы полюбоваться на Катерину хотя бы издали. Сам порой не замечал, как оказывался у дверей агеевских, но зайти не смел. Сам себя корил: «Эх, старый пенек, года-то уж не те, а все туда же норовишь! К бабе под юбку».
Но возраст тут был ни при чем. Любовь нужна была Кузьме, ласка и забота женская. И вот однажды шел он, раздумывая о житье-бытье своем, а в тот момент закончилась вечерняя служба в церкви и народ спешно возвращался домой, прячась от надвигающейся грозы.
Громыхнул гром, и люд, стоявший под крышей сапожника Диванова, перекрестился, а дитя малое на руках молодки зашлось плачем на всю улицу. Решил и Кузьма непогоду переждать у Диванова. Торопиться-то особо некуда. Только стал он под навес, слышит тихий голос:
— Неужель и тебя, боярин, гроза испужала?
Кузьма от неожиданности резко обернулся.
Недалече от молодки стояла, кутаясь в знакомую шаль, Катерина.
— Доброго здравия, Катерина, — еле слышно прошептал Кузьма. Она, дабы соблюсти нравы послушные, лишь поклон отвесила и отвернулась.