— А чего ж не передать? — Никита все еще немного ревновал друга, но ревностию светлою, что именно Сашка был более приближен к Елене, нежели он сам.
— Ты там не забудь, что нам через месяц на юг идти с Кропотовым. Он на тебя надежду имеет, — предупредил Никиту Сашка.
— Да я об этом и не забываю, — Никита, предчувствуя скорую радость от встречи с Еленой, был немного взволнован.
Никита подсчитал, что дорога до монастыря займет у него три-четыре дня. Лошадь справная, сам налегке. Сколько он собирается пробыть там, он не знает. Но вернуться должен к отходу гвардии на юг.
Ранним летним утром он выехал из Петербурга и направился к сердечной подруге своей.
Дорога оказалась быстрой и легкой, какую и ожидал Никита. Проезжая лесом, он ненароком свернул на заросшую тропку, ведущую к Черному болоту.
«Все так же, как и в первый раз. Может, вернуться назад? Нет уж, коли свернул на тропку, так и езжай по ней. А может, поехать сразу в монастырь? Ведь тоска по Елене гложет. Да что я, в самом деле? Болота испугался! Ишь, невидаль! Как я потом в глаза Елене посмотрю? Стыд и срам бояться сказок бабьих! Хотя Степан ведь пропал, и не сказка это».
— Господи! Да что со мной творится? — недоумевал Никита. Мысли его путались, как и конь, заблудившийся от странных приказов хозяина. Под его копытами уже вовсю хлюпала болотная жижа. Чей-то страшный хохот преследовал Никиту по пятам.
Он посмотрел наверх, и голова пошла кругом. Кроны могучих вековых деревьев кружились в стремительном хороводе. Конь хрипел и старался скинуть Никиту, так как уже по брюхо был в вязкой жиже топкого болота.
Никита стал истово молиться. Он забрался ногами на спину коня и прыгнул. И почувствовал стремительный полет в прыжке, как будто у него выросли крылья. Колени его уперлись в твердую поверхность, и он потерял сознание.
* * *
Император Петр Великий считал, что победа над Швецией — не последний его военный триумф. Не только Балтийское море представляло торговые выгоды для империи. Привлекало Петра и другое море, Каспийское, по берегам которого находились богатые страны. Давно уже русские торговали с персами, и Петр всеми силами старался поддерживать эти дружеские сношения между обоими народами.
Но с 1710 года дела в Персии пошли худо: государь ее, шах Гуссейн, был очень слаб, и, надеясь на эту слабость, многие из его подданных забыли покорность. Особенно один из них, Миравис, предводитель афганцев, живших около гор Кавказских, дошел до такой дерзости, что объявил себя независимым и вместе со своими приверженцами и другими мятежными народами, подданными Персии, начал опустошать области, лежавшие близ Кавказа. В начавшейся войне погибло триста русских, живших там по делам торговым, и купечество русское понесло большие убытки.