— Как я понимаю, ты сообщил Эйприл, что редактор Рины звонила и спрашивала о рукописи. Мне рассказать об этом тебе и в голову не пришло.
— А какие проблемы?
— Рина убедила меня в том, что никто не знает о ее рукописи. Разумеется, в подобных случаях издатели исключаются. Она очень хорошо умела скрывать свои секреты. Как звали редактора?
— Не помню. Когда я хотел ей перезвонить, то не смог вспомнить, куда записал номер ее телефона.
— Она была из КЛМ или из какой-нибудь другой компании?
— Я не спросил, — сокрушенно вздыхая, ответил Чарли.
— А ты знал об автобиографии? До смерти Рины, я имею в виду?
Чарли попытался разобраться, к чему она клонит. Изабель выглядела очень встревоженной.
— У нас с твоей мачехой были довольно хорошие отношения, но в число доверенных лиц Рины я не входил. Меня интересовали только те ее писательские планы, которые касались исключительно маркетинга программ и семинаров «Горизонтов власти». А что тебя беспокоит? Какое отношение пропавшая рукопись имеет к нам?
Изабель неопределенно махнула рукой:
— Никакого. Давай вернемся к гостям.
Ее уклончивость насторожила Чарли.
— Послушай, я, конечно, извиняюсь…
— Оставь, Чарли. Я на самом деле не хочу больше говорить об этом.
Он подошел и дотронулся рукой до ее шеи.
— Тебе идет это ожерелье.
— Очень идет. Я так тебе благодарна.
Чарли понимал, как тяжело приходится Изабель. Слишком много препятствий постоянно возникало между ней и тем, что она называла успехом; сначала это был отец, с его допотопными взглядами на мир, потом Рина, то поддерживавшая Изабель, то не дававшая ей продвинуться слишком далеко. А теперь вот и Эйприл, не только демонстрировавшая в работе успехи, которых никто от нее не ожидал, но еще и выступившая сегодня в роли пассии Блэкторна.
— Все бы отдал сейчас, лишь бы увидеть на твоем лице замечательную искреннюю улыбку!
— Не беспокойся обо мне, — довольно грубо отрезала Изабель. — Я буду в норме.
Ha улице была гроза. Она уже отгремела, и теперь моросил лишь мелкий дождик Эйприл с удовольствием, всей грудью, вздохнула; после духоты и напряжения, пережитого ею в берлоге Изабель, дышать свежим воздухом казалось наивысшим в мире блаженством.
— Такси не видно, — сказала она.
— Субботний вечер и дождь — вряд ли кто-нибудь захочет забираться в эту глухомань. Давай дойдем до первого перекрестка, там точно поймаем. Против прогулки не возражаешь?
— Нисколько.
Роб взял ее под руку. Всю дорогу до Седьмой авеню Эйприл было приятно ощущать легкое пожатие его сильной, твердой ладони. Какое-то время они шли молча, и тишину нарушали лишь стук ее каблучков по тротуару да едва слышный шелест дождя. Веял прохладный ветерок, уличные фонари светили не так ярко в дымке легкого тумана.