Мари Огюстен шагнула вперед. Сыщик бросил на нее яростный взгляд. Девушка отшатнулась, а Бенколен спокойно продолжал:
— У вас будет право поступить так, если вы решитесь воспользоваться предоставленным вам шансом, как истинный спортсмен.
— Я не понимаю…
— Приняв яд, полковник, вы бы искупили свою вину, а я бы сделал так, чтобы все было тихо. Связь вашей дочери с клубом, все ее делишки, ваши поступки — короче говоря, все связанное с этим делом, осталось бы в тайне. Клянусь в этом. Вы знаете — на мое слово можно положиться.
Через много миль проводов до нас долетел вздох. Я увидел перед собой старика, застывшего в своем огромном кресле.
— Что вы хотите сказать? — хрипло произнес голос.
— Вы последний представитель великого рода, полковник. Носить имя Мартель — огромная честь. И если я, полицейский чиновник, говорю, что закон удовлетворен, вы оставляете это родовое имя, — его слова вонзались в сознание, словно остро заточенный стилет, — ваше имя, полковник, чистым и незапятнанным. Или, напротив, его треплют и над ним издеваются во всех грязных закоулках. Лавочник будет похотливо облизывать губы, смакуя продажность вашей дочери…
— Ради Бога, — прошептал, шагнув поближе, Шомон, — перестаньте его мучить.
— …продажность вашей дочери, ее роль притоносодержательницы и любовницы сутенера. Я избавлю вас, полковник, от этого легко и безболезненно, если вы рискнете положиться на счастье игрока.
Голос в трубке произнес хрипло и с придыханием:
— И все же я не понимаю…
— Позвольте мне объяснить. Цианистый калий — он сейчас далеко от вас?
— В письменном столе, — прошептал голос, — в маленьком флаконе. Иногда… В последнее время меня посещала мысль…
— Возьмите флакон, полковник. Да-да! Делайте то, что я говорю. Возьмите флакон и поставьте его на стол перед собой. Вот она, мгновенная и почетная смерть. Рассмотрите ее внимательно.
Последовала пауза. Нога Бенколена начала раскачиваться сильнее, напряженная улыбка стала шире, в глубине глаз зажегся огонек.
— Итак, вы видите яд? Один миг — и вы мертвы. Отец, безутешно оплакивающий гибель дочери, умер, оставив незапятнанным великое имя. Теперь скажите, у вас найдется колода карт? Нет, я не шучу. Найдется? Великолепно. Я намерен, мсье, предложить вам следующее… Вы наугад вытягиваете из колоды две карты. Первую для меня, вторую — для себя. Вы один, мсье. Никто, кроме вас, не увидит этих карт, но вы назовете их мне по телефону.
Шомон задыхался, беззвучно хватая воздух широко открытым ртом. Чудовищная сущность задуманного детективом начала доходить и до меня. Тем временем Бенколен продолжал: