— Отвернетесь или будете пялиться на мою маечку? — промурлыкала Диана.
Раздолбай отвернулся, но от услышанного шороха его бросило в жар. Он слышал, как Диана раздевалась, как она сбросила с кровати покрывало и забралась в постель. В ЕГО постель!
— После команды «начали» оба считаете про себя до пяти. На счет пять ты просыпаешься и подходишь к балкону, а ты включаешь музыку, — объяснил Миша и взял камеру на изготовку.
Раздолбай с магнитофоном на коленях спрятался за тумбочкой, чтобы не попадать в кадр, но сам при этом видел комнату как на ладони. Миша погасил верхний свет, оставив гореть ночник, и скомандовал «начали».
«Раз, два, три… — начал считать Раздолбай, и ему казалось, что на счет пять его сердце выскочит от восторга. — Пять».
Из включенного магнитофона послышалось шипение, и голос Андрея отчетливо произнес: «Жопа!» В коридоре грянул гомерический хохот.
— Та-ак, Андрей с Барсуком в своем репертуаре, — засмеялся Миша, отматывая испорченный дубль.
Андрей, задыхаясь от смеха и вытирая слезы, вошел в номер и протянул Мише магнитофонную кассету.
— Извини, чувак, не мог удержаться. Вот кассета с музыкой.
— Давайте больше не портить. Без монтажа снимаем, я могу предыдущую сцену стереть. И не шумите за дверью!
— Все, все, чувак, извини… Уйдем на другой этаж.
Снять сцену не могли долго. Каждый раз, когда на счет пять включалась музыка, или Раздолбай, или Диана, или сам Миша начинали давиться хохотом. Несколько раз Диане удавалось встать и дойти до балкона, но в этот момент в музыке звучал самый тревожный пассаж, и он спускал смеховой курок для всех троих. Можно было сказать, что они с этой сценой мучились, но для Раздолбая это были самые приятные минуты в жизни — красивая девушка ходила по его номеру полураздетой, ложилась в его постель, звонко смеялась, встряхивая копну пушистых волос… Он рассматривал ее фигуру, втайне желая найти какой-нибудь изъян, чтобы любовь не растерзала его насмерть, но фигура была безупречной — как у девушек с календарей. Когда съемка закончилась, Раздолбай словно вынырнул из теплого молока и, как ни старался, не мог скрыть огорчения.
— Чувак, не вешай нос, — подбодрил его тихонько Барсук. — Сейчас мы уйдем, ляжешь в кровать, вспомнишь, кто там лежал, у тебя вскочит… Только потолок не забрызгай.
Раздолбай ухарски хмыкнул в ответ, но сам ощущал беспомощность. Он был ухарем, только листая «Пентхаус». Влюбившись по-настоящему, он вознес объект любви на такой пьедестал, что мог лишь взирать на него снизу с благоговейным трепетом, и шутку про «забрызгивание потолка» посчитал кощунством. Он знал, что когда все уйдут, он ляжет в постель, хранившую тепло Дианиного тела, и будет прокручивать снова и снова все, что впитали его глаза, но в этих мыслях не посмеет даже сдернуть с плеча Дианы бретельку майки.