Равным образом, нет никакой надобности прибегать к вмешательству сверхъестественных сил для объяснение того воздействия, которое оказывают друг на друга чувства, верования и обряды.
Если допустить, что одно только чувство есть основное явление, то идеи окажутся лишь его интеллектуальным истолкованием. В настоящее время очень распространена теория, сводящая роль интеллекта к преобразованию в представление чувств, которые сознаются нами, но, как таковые, не заключают еще в себе никакой мысли. Мыслить какой-нибудь предмет, объяснять его, значит относить его к какой-либо причине, к какому-либо образцу, к какой-либо цели, понятие о которой уже имеется в нас. Таким образом, для того чтобы объяснить наши чувства, разум старается опереться на некоторое знакомое ему и подходящее к данному случаю начало. а так как наши собственные действия знакомы нам лучше всего, то разум сначала предполагает причину, аналогичную нашим действиям. Затем, по мере того как мы научаемся лучше познавать вещи, он старательно роется в сокровищнице нашей памяти с целью отыскать там объекты к причины, возможно ближе подходящие к действующим в нас чувствам.
Если мы полагаем, что в религиозной области чувства определяются главным образом идеями, то нам нет никакой надобности верить вместе с Паскалем, что божественная благодать внедряет в наше сердце истины, признаваемые интеллектом. Чувство человеческое не есть нечто постороннее интеллекту; поскольку оно является человеческим, оно даже в самых низших своих формах неразрывно связано с пониманием и с идеей. Усилия, направленные на то, чтобы воздействовать на чувства и поведение человека посредством идей, составляют то, что мы называем философией. Самое слово „разум“, в его обычном понимании, имеет в одно и то же время и теоретическое и практическое значение. И кто же решится утверждать, что всякая философия, всякая вера в практическую силу разума есть школьный предрассудок? Мы каждый день испытываем, что известная идея, известная доктрина или система изменяет наши чувства, наши привязанности, наши страсти. Разве не установлен исторически тот факт, что учение Руссо заставило многих людей иначе чувствовать и иначе любить? Не созданы ли многие наши чувства литературой? Опыты внушения доказывают, в какой значительной степени идеи могут быть силами.
И в том случае, если первичным явлением мы считаем обряды, нам не нужно обращаться к сверхъестественной силе, якобы присущей этим актам, для того чтобы выводить из них чувства и верования: достаточно вспомнить о том естественном влиянии поступков на мысли, на которое с такою силою указал еще Паскаль в известных словах: пейте святую воду, слушайте мессы, — „чисто естественным путем это заставит вас верить и смирить ваш ум“.