— Так хорошо? — спросила она.
— Да, хорошо, — проронил он, преодолев внезапную сухость во рту.
Похоже, она сообразила, что делать дальше. Слегка сжав пальцы, ускорила ритм своих движений. Ему это как будто понравилось. Он сделал то же самое с ней. Пенелопе вдруг стало трудно сосредоточиться.
В ее лоне зародилось и начало разрастаться все то же всеобъемлющее ощущение, которое он вызвал у нее на балу у леди Берлингтон. Она чувствовала, что ее тело больше не принадлежит ей, а живет своей собственной жизнью, руководствуясь инстинктами.
Она сильнее сжала руку, думая, что тем самым обеспечит себе опору, но ее ощущения стали еще острее. Ее дыхание участилось и стало отрывистым. Это пугало и радовало одновременно.
В тот момент, когда она была готова закричать от избытка ощущений, он вдруг остановился и накрыл ладонью ее сжатый кулак. Обеспокоенная тем, что сделала ему больно, Пенелопа захлопала глазами.
— Постой, — сказал лорд Гарри. — Я не выдержу, если будешь продолжать в том же духе. Умоляю, позволь мне в этом быть джентльменом, дорогая.
— Что?
Она ничего не понимала и отчаянно хотела, чтобы он возобновил то, что делал.
— Сначала дамы, — пояснил он.
Эти слова тоже содержали мало смысла, но это уже не имело значения. Сменив положение, лорд Гарри осыпал поцелуями ее грудь, живот и, покружив вокруг пупка, спустился ниже. Когда в долгом, пылком поцелуе он приник к средоточию ее желания, она откинулась на ворох одежды на полу и стиснула зубы, чтобы не застонать.
Боже! Он целовал ее там и не только целовал, но исследовал языком, покусывал, пробовал на вкус, вторгался. Она едва могла дышать от ощущений, вызываемых этим новым способом. До чего же он изобретательный!
Раскачиваясь с ним в одном ритме, она позволяла ему делать все, что он хотел. Кровь в ее висках стучала все громче. Комната вокруг начала вращаться. Он нес ее туда, где она прежде не бывала и даже не представляла себе, что есть такое место. Впиваясь пальцами в его руки, спину, плечи, она отчаянно искала спасения.
Когда почувствовала, что достигла высшей точки, ее тело взорвалось экстазом. Более сильных ощущений она еще не испытывала и, отдавшись его заботе, неслась на подхвативших ее волнах. Ничто в мире больше не существовало, кроме их тел: его и ее.
Едва Пенелопа стала приходить в себя, сознавая, что уже не умрет от удовольствия, он вновь сменил положение, на этот раз накрыв ее собой, и взглянул на нее.
Он тепло и нежно целовал ее в губы, шею, плечи. От соприкосновения с его кожей ее соски горели. Она почувствовала, как он прижался к ней самой восхитительной частью своего тела, вызвав новую волну волшебных ощущений. И в следующий миг уже входил в нее.