Какого дурака он свалял. Если попытается сказать ей, что чувствует, она рассмеется ему в лицо. Это не любовь. Назвать это так было бы оскорблением. Но, Боже, он не знал, как еще это назвать. Похоть однозначно не могла бы так терзать и рвать его сердце.
Наверное, он потерял голову. Скорее всего да. Только ненормальный мог лежать здесь в обнимку с женщиной, которую обесчестил, когда его отцу грозила смертельная опасность. Только ненормальный мог мечтать о свадебных колоколах, зная, что его дядя готовит его похороны. Как и Берлингтон. А после этого к их компании присоединится еще и Растмур.
Разрази его гром. Почему все же в этом безумстве ему так хорошо?
Пенелопа обняла его еще крепче и, пощекотав носом, поцеловала в шею. Он закрыл глаза, стараясь запомнить это чувство. Оно поможет ему прожить оставшееся в его жизни время.
— Наверное, нам пора идти, — прошептала Пенелопа.
— Что?
Он не сразу понял, что она имела в виду.
— Искать твоего отца, — пояснила она.
Проклятие! Чары рассеялись, и подступила реальность. С минуты на минуту она осознает, что он с ней сделал, и возненавидит его.
Лучше не думать о своих потерях и начать действовать. По крайней мере, он еще мог спасти своего отца, хотя его собственная жизнь летела в тартарары. Олдем обмолвился, что, возможно, их египетские друзья не поставили на них окончательный крест. Возможно, хотя бы у одного из них еще оставалось что-то, ради чего стоило жить.
— Тогда идем, — сказал Гаррис, шевельнувшись, и вынул руку из-под ее головы. — Город скоро начнет просыпаться. Нам нужно спешить.
По виду Пенелопы он не смог определить, какое у нее настроение. Кивнув, она стала собираться. Может, ее обидела его резкость? А может, она радовалась, что скоро от него избавится? Или, может, с его помощью рассчитывала успокоить нервы после пережитого испытания? Но Гаррис надеялся, что за всем за этим скрывалось нечто большее.
Пенелопа надела нижнюю сорочку, поверх которой натянула позаимствованное муслиновое платье и, аккуратно одернув его, разгладила складки. Даже в чужом платье и с растрепанными волосами она выглядела богиней. И он был готов отдать все, что угодно, за свободу молиться у ее алтаря всю оставшуюся жизнь. Или хотя бы остаток ночи.
Но такой свободы у него не было, как не было и права. Оставалось лишь благополучно вернуть ее домой и распрощаться. Так будет для нее лучше.
— Как ты думаешь, куда твой дядя мог отвезти профессора Олдема? — спросила Пенелопа, приводя в порядок волосы, спокойная и собранная, как будто укрылась от ветра, а не поднялась с пола, обесчещенная негодяем.