Любопытно отметить, что хотя странные привычки таких сиятельных особ, как ее светлость, добавили немало блеска легенде о Золотых Антилах на закате XVII века, но эти пышные цветы расцветали на и без того мощном стебле легенды. Вопреки всем ожиданиям, миф о Золотых Антилах не только пережил «Западный план» Кромвеля, но вновь стал необычайно популярным. Всего через поколение после смерти Томаса Гейджа легенда о Золотых Антилах снова расцвела пышным цветом благодаря новому пропагандисту — Александру Оливье Эксмелину (известному англичанам как John Esquemeling — Джон Эсквемелин), автору книги под названием «История американских буканьеров»[16]. Книга оказалась настолько популярной и читабельной, что ее целый век перепечатывали, переиздавали, переводили, расхватывали на цитаты и подражания.
Парадокс в том, что повод для своих популярных баек Эсквемелин нашел в упадке величия испанской Америки. За вторую половину XVII века позиции Испании в мире стали заметно слабее. На Американском материке она оставалась, по крайней мере формально, имперской силой, расползающейся по всем землям. Но в Европе она превратилась в пародию на себя прежнюю. Испания все еще сохраняла показное величие как сильнейшее в мире государство, на деле же вынуждена была торговаться с набравшими силу странами, которые некогда презирала или сокрушала. Государственные армия и флот содержались на деньги ростовщиков, постоянно требовавших выплаты долга, а правил страной большую часть этого периода венценосный недоумок, удачно прозванный Карлом Околдованным. В карибских владениях этого одряхлевшего гиганта дерзкие Англия и Франция силой прорвали волшебное кольцо Вест-Индских островов, образовывавших доселе оборонительный периметр американских владений Испании. Антилы пришли в смятение. Испанцы, лишившись ауры непобедимости, отчаянно пытались удержать еще остававшиеся за ними материковые крепости и острова. Англичане и французы, объединив свежие завоевания, оглядывались по сторонам в поисках новой добычи. И, довершая всеобщее смятение, организованные банды морских разбойников, как грибы, вырастали на развалинах прежнего порядка и присоединялись к сваре, чтобы отхватить, сколько сумеют.
Живописная жизнь этих разбойников стала основой легенд, и за несколько лет их потрясающие приключения и экстравагантные характеры проросли глубоко и прочно в фольклоре Карибского моря. Они изменили даже самый язык романтики, отчеканив новые слова, такие как «буканьер», «флибустьер» и «зееройбер» — морской разбойник. Испанцы, впрочем, продолжали называть их не столь пышно — пиратами — и обходились с ними соответственно.