Стемнело, но электрический свет еще не зажигали. Шулер был готов и к этому. Таким же магическим движением он вытащил из карманов свечу и спички. Свечу приклеили к выступу стены. Она осветила комнату тусклым, мерцающим светом.
Поляк, Цыпленок и Штайнер придвинулись ближе.
— Мы, конечно, играем не на деньги? — спросил Цыпленок.
— Само собой. — Шулер улыбнулся.
— Ты не будешь играть с нами? — спросил Штайнер Керна.
— Я не умею.
— Должен научиться, мальчик. Что же ты будешь делать по вечерам?
— Только не сегодня. Может быть, завтра.
Штайнер обернулся. В слабом свете свечи его морщины казались более глубокими.
— Что-нибудь не так?
Керн покачал головой.
— Нет. Просто немного устал. Пойду лягу на нары.
Шулер уже тасовал карты. Он проделывал это очень элегантно. В его руках карты, шурша, ложились одна на другую.
— Кто сдает? — спросил Цыпленок.
Человек с правами гражданства пустил колоду по кругу. Поляк вытащил девятку, Цыпленок — даму. Штайнер и шулер — по тузу.
Шулер быстро взглянул на Штайнера.
— Спор!
Он потянул снова. Опять туз. Он улыбнулся и передал колоду Штайнеру. Тот небрежным движением перевернул нижнюю — туз треф.
— Какое совпадение! — засмеялся Цыпленок. Шулер не смеялся.
— Откуда вам известен этот трюк? Вы профессионал?
— Нет, любитель. Но я рад вдвойне, что заслужил похвалу профессионала.
— Дело не в этом. — Шулер посмотрел на него. — Дело в том, что этот трюк изобрел я.
— Ах, вот оно что! — Штайнер загасил сигарету. — Я научился этому в Будапеште. В тюрьме, перед тем как меня выслали. Меня научил некто Качер.
— Качер? Ну, теперь я понимаю, — карманный вор облегченно вздохнул, — значит, он, Качер — мой ученик. Вы хорошо овладели этим делом.
— Да, — сказал Штайнер, — можно научиться всему, если все время находишься в пути.
Шулер передал ему колоду карт и внимательно посмотрел на огонек свечи.
— Свет плохой, но мы играем, конечно, только для развлечения, не правда ли, господа? Честно…
Керн улегся на нары и закрыл глаза. На душе у него было тоскливо и печально. После утреннего допроса он беспрерывно думал о своих родителях, вспомнил о них после долгого перерыва. Перед ним снова всплыло лицо отца, когда тот возвратился из полиции: один из его конкурентов сообщил в гестапо, что отец высказывался против правительства. Своим доносом он надеялся уничтожить отца Керна как конкурента и купить за бесценок его фабрику, которая изготовляла гигиеническое мыло, духи и туалетную воду; этот план удался, как и тысячи других в те времена. Отец Керна возвратился после шестинедельного заключения совершенно больной. Он никогда об этом не вспоминал, но продал лабораторию своим конкурентам за смехотворно низкую цену. Вскоре пришел приказ о высылке, а затем началось бегство, бегство без конца. Из Дрездена — в Прагу, из Праги — в Брно, оттуда ночью через границу в Австрию, на следующий день — опять в Чехословакию: австрийская полиция отправила их обратно; через несколько дней — тайком через границу в Вену; мать со сломанной рукой, ночью, в лесу, нуждающаяся в помощи; шина, сделанная из веток; потом из Вены — в Венгрию, несколько недель у родственников матери, затем снова полиция, прощание с матерью: она была венгерка, и ей разрешили остаться в Венгрии, — снова граница, снова Вена, жалкая торговля мылом, туалетной водой, подтяжками и шнурками, вечный страх, что тебя схватят или донесут на тебя… вечер, когда не вернулся отец, месяцы одиночества, бегство из одного убежища в другое…