«Да, а ты старым и жалким, — подумал Керн. — Попался бы мне здесь хоть один из тех, кто довел нас до этого, чтобы я мог набить его сытую, самодовольную, глупую морду!»
— Ты тоже хорошо выглядишь, отец, — сказал он. — А за лимонад уже заплачено. Я сейчас немного зарабатываю. И знаешь, чем? Нашими собственными товарами. Твоим миндальным кремом и туалетной водой «Фарр». У одного аптекаря здесь есть целая полка, я у него и покупаю.
Глаза Зигмунда Керна немного оживились. Потом он печально улыбнулся.
— И тебе теперь приходится торговать этим? Ты должен меня простить, Людвиг.
— Ну, что ты! — Керн быстро проглотил комок, подступивший к горлу. — Это лучшая школа жизни, отец. Познаешь жизнь снизу. И людей тоже. Поэтому позже никогда не разочаруешься.
— Только не заболей.
— Нет, я хорошо закалился.
Они вышли.
— У тебя столько надежд, Людвиг…
«О боже, он называет это надеждой», — подумал Керн.
— Все придет снова в порядок, — сказал он. — Ведь не останется же так…
— Да, — старик посмотрел вдаль каким-то невидящим взором. — Людвиг, — сказал он затем тихо. — Если мы снова будем вместе… и если с нами будет и мать… — Он сделал движение, показывающее куда-то назад. — Тогда все это будет забыто… мы не будем больше об этом вспоминать, правда?
Он говорил тихо и по-детски доверчиво, это было похоже на щебетание усталой птицы.
— Ты бы мог учиться и без меня, Людвиг, — сказал он немного жалобно и машинально, как человек, который так много об этом думал, что сознание своей вины со временем стало для него чем-то само собой разумеющимся.
— Без тебя меня бы даже не было на свете, отец, — ответил Керн.
— Ну, будь здоров, Людвиг. Ты не хочешь взять сигарет? Я же твой отец, мне хочется что-то сделать для тебя.
— Спасибо, отец. Я возьму их.
— И не забывай меня, — сказал старик, и губы его внезапно задрожали. — Я хотел, чтобы все было хорошо, Людвиг. — Казалось, что ему доставляет удовольствие повторять имя сына, он повторял его снова и снова. — Хотя мне этого и не удалось, Людвиг. Я хотел заботиться о вас, Людвиг.
— Ты и заботился о нас, как только мог.
— Ну, так я пойду. Желаю тебе счастья, детка.
«Детка, — подумал Керн, — кто из нас детка?» Он видел, как отец медленно брел вниз по улице; Керн обещал написать ему и снова встретиться, но в то же время знал, что видел его последний раз. Он провожал его широко открытыми глазами до тех пор, пока того не стало видно. Потом все опустело.
Керн пошел назад. На террасе все еще сидел Марилл и читал газету с отвращением и насмешкой.
«Странно, — подумал Керн, — как много можно пережить за то время, пока другой не успеет дочитать и газету. Круглый сирота. Пятидесятилетний мужчина. — Он улыбнулся, судорожно, с горькой насмешкой. — Круглый сирота! Как будто нельзя быть сиротой, имея в живых и отца и мать».