Он был слишком далек от реальной действительности. Я пыталась его урезонить, но он сказал мне, чтобы я оставила его в покое. Этот ужас продолжался. В конце концов, я решила выйти в сад, чтобы успокоиться, но едва переступила порог, как услышала шум мотора и, подбежав к гаражу, увидела Стива за рулем «даймлера» с полбутылкой виски на заднем сиденье машины.
— Стив, прошу тебя! — разразилась я слезами. — Пожалуйста, будь благоразумен… пожалуйста, никуда не уезжай!
Он был неумолим. Он решил ехать в «Савой», чтобы заставить Келлера официально заявить о том, что фотография была фальшивкой.
Я попыталась вытащить из замка ключ зажигания, но Стив отстранил меня, вывел машину из гаража и покатил по аллее на дорогу.
Последовать за ним я не могла, так как другого автомобиля в Мэллингхэме не было. Машинально пробежав за ним несколько шагов по лужайке, я в отчаянии опустилась на землю и плакала, пока рядом со мной не появился Элан.
— Что мне делать? — рыдала я. Мне было стыдно своих слез перед сыном, но я не могла совладать с собой. — Господи, что же мне делать?
— Ты ничего не можешь сделать, ровно ничего, — резко сказал Элан, протягивая мне платок и обнимая за плечи.
Элану было шестнадцать лет. Хотя я зачастую считала его уже взрослым, он был еще школьником, и, страшно боясь оказаться ему в тягость, я сделала все, чтобы овладеть собою.
— Я должна быть благоразумной, — проговорила я, наконец, ровным голосом, — и реалистичной. — Рухнули все мои надежды на то, что Стив достаточно поправился, чтобы спасти свою репутацию. Но мы все же должны были найти какой-то выход. Спокойное затворничество в Мэллингхэме, мирная сельская жизнь…
— Боже мой, это так возмутительно! — проговорил Элан.
— О, Элан, дорогой мой…
— Прости меня, мама, но я страшно зол на него, и, когда он вернется, я прямо скажу ему об этом. Все это очень плохо для тебя и еще хуже для детей, — жестко добавил Элан.
— Но, Элан, он же болен — он ничего не может с собой поделать…
— Все это началось, — не слушая меня, продолжал Элан, — когда ему в голову пришла мысль стать королем Сити. Ему не следовало уходить из банка «Ван Зэйл».
— Дорогой мой, ты не должен позволять себе критиковать его, ничего не понимая в банковском деле!
— Да я и не хочу ничего о нем знать! — выкрикнул Элан, разгорячившись до предела. — Лично я считаю, что гонка за деньгами ради самих денег нравственно недопустима, а как идеология — просто непристойна!
— Да, дорогой, — беспомощно согласилась я. — Да.
— Как можно говорить о красоте, об искусстве, о мире. И… о, проклятие! — в отчаянии воскликнул Элан. — А ведь на протяжении всей своей истории человечество стремилось к красоте и миру.