Я осторожно разгладила письмо пальцами, прежде чем отложить его в сторону.
Из дома один по Уиллоу-стрит я получила не формальное, отпечатанное на машинке соболезнование Корнелиуса, а написанную от руки записку Сэма Келлера.
«Дорогая Дайана, выражая вам глубочайшую симпатию, я хотел бы, чтобы вы знали, что ни Корнелиус, ни я никогда не желали такого трагического конца Стиву. Естественно, первой вашей реакцией было обвинить нас в его смерти, но, возможно, позднее вы будете способны понять, что автомобильная авария это не то, что можно сделать по заказу. Я очень сожалею о гибели Стива. Такой печальный конец столь блистательной карьеры. Мне очень жаль и вас, потому что во время нашей встречи я понял, как вы были ему преданы. Но больше всего я сожалею о том, что мне нечем вам помочь, за исключением этих выражений сожаления.
Искренне ваш Сэм».
Ответить на это письмо было нетрудно. И я просто написала:
«Дорогой господин Келлер, некоторые люди похожи на Джейсона Да Косту: они приставляют к виску револьвер и спускают курок. А есть и такие, как Стивен Салливэн. Они мчатся по пустынной дороге и врезаются в дерево. Передайте Корнелиусу, что я никогда не забуду и никогда не прощу.
Дайана Салливэн».
На письмо Эмили ответить было гораздо труднее, потому что мои чувства к ней были слишком двойственны, но я все же написала:
«Дорогая Эмили, благодарю вас за письмо. С вашей стороны было очень благородно написать мне, и я надеюсь, что вы простите меня за то, что я долго не отвечала. Я хорошо понимаю, каким ударом для вас и для детей была эта ужасная новость.
Тони, разумеется, может летом остановиться у меня, но международное положение настолько ненадежно, что я не решаюсь уговаривать его приехать. Однако я уверена в том, что вы достаточно информированы и дадите Тони правильно понять, что может случиться, чтобы он мог принять окончательное решение и либо отказаться от своих намерений, либо подтвердить их. Мы будем очень рады его видеть, если он решит приехать.
Искренне ваша Дайана».
Покончив с письмами, я почувствовала себя лучше. Я сделала все необходимое для того, чтобы Элфрида была готова приступить осенью к занятиям в нориджской школе, и мы вернулись в Лондон, чтобы весенний семестр она смогла завершить в прежней школе.
Джордж и Нэнни приехали с нами. Джорджу было четыре года, он был вполне готов к детскому саду, и я пристроила его на три дня в неделю в Белгравийскую школу. Элдрид и Элан уехали обратно в свои школы. Жизнь продолжалась.
Никто не хотел покупать дом, так как не было никакой уверенности в том, чего можно было ждать в Лондоне, но я продолжала терзать агентов по недвижимости. Наш дом на Милк-стрит был освобожден и заперт. Я была этому рада, но поскольку подумывала, что мне было бы неплохо заняться какой-нибудь работой, то тешила себя мыслью о возвращении к своей отложенной карьере в области образования. Однако обстоятельства того времени были против меня, и в конце концов я хотела лишь уехать в Мэллингхэм и черпать силы в прошлом, наблюдая за тем, как Гитлер готовится разжечь пожар в Европе.