Я думала о прошлом Мэллингхэма, о тех сотнях лет, отделявших меня от дней, когда Годфри Слейд перестроил дом Элана Ричмондского.
Мои предки слышали, как стучались в английские двери и Наполеон, и Филипп Испанский, а также бесчисленные и безымянные французы, развязавшие Столетнюю войну.
Мой мир был очень старым и привыкшим к завоевателям, считавшим себя непобедимыми. В Мэллингхэме я могла думать о Гитлере без страха. Я могла с удовольствием слушать по радио Дж. Б. Пристли, читать в газетах о всяких совершенно безумных вещах и была готова встретить зловоние свастики, распространявшееся над водами Ламанша.
Наконец политика умиротворения испустила дух. Первого сентября Гитлер вторгся в Польшу, а двумя днями позднее, почти через двадцать пять лет после того, как по всей Европе после затемнения снова зажглись фонари, все вокруг опять погрузилось во мрак.
Я копалась в саду, когда пришло сообщение об объявлении войны. Садоводство было моим хобби, которым теперь, когда у меня появилось много свободного времени, я занималась с увлечением. Я сажала лук. Тщательно пропалывая почву, я думала о том, что будет с нами через год, но мое сознание отказывалось задерживаться на мыслях о будущем. Куда более спокойно было думать о прошлых столетиях, а все мои мысли о настоящем были сосредоточены лишь на том, как расположить цветы на клумбах, как трудно будет жить при нормировании бензина, и сможет ли Джордж посещать деревенскую школу. Меня тревожили также мысли о моем пасынке Тони. Он приехал в Англию в июне, все еще жил у нас и не хотел уезжать.
— Но, Тони, — начала я, считая, что нам нужно серьезно поговорить, — не лучше ли тебе теперь, когда началась война, быть у себя на родине? Когда вторгнутся немцы… — я остановилась. Мне никогда не случалось говорить словами Сэма Келлера. — Если немцы вторгнутся во Францию, в Европе жить станет труднее, и я уверена, что Эмили захотела бы, чтобы ты вернулся в Америку. Я просто удивляюсь, как это ты до сих пор не получил от Корнелиуса письма с приказом вернуться домой.
Он протестующе посмотрел на меня светло-голубыми глазами Стива.
— Корнелиус не входит в число моих друзей, — проговорил он.
Все выяснилось разом. Несмотря на всю доброту Эмили, он не был счастлив дома. Корнелиус, решивший заменить отца как дочерям Эмили, так и сыну Кэролайн, его не любил, а Алисия вообще едва его замечала.
— Это все потому, что я похож на папу, — говорил бедняга Тони, и он впервые прямо спросил меня, не считаю ли я Корнелиуса ответственным за смерть его отца.
— Да, — согласилась я.