— Да, но здесь все сложнее. Чем больше я преуспеваю в делах, тем меньше мужчин могут принять меня как индивидуальность. Чем меньше я соответствую стереотипу женщины, тем более враждебными и недружелюбными они становятся. Я не могу винить ни одного из них, потому что если бы была мужчиной, сама ненавидела бы женщину, которая преуспевала бы больше, чем я. Но, с другой стороны, я не могу заставить себя перестать надеяться на то, что найдется кто-нибудь, кто сможет все это преодолеть.
— Черт возьми, Дайана! — добродушно проговорил я. — Все вы жалуетесь на то, что вам очень трудно найти подходящего человека. Так что же в этом нового? Найти нужного человека всегда нелегко.
— Это верно, но в моем случае, как я подозреваю, это практически невозможно. — Дайана глубоко вздохнула. Чувствуя, что разговор со мной стоил ей большого напряжения, я стер с лица улыбку и сделал серьезную попытку понять то, о чем она говорила. — Мне не нужен мужчина, у которого я бы вызвала расположение только потому, что я сильнее многих других женщин, — продолжала она. — Не хочу и мужчины сильнее меня, но настолько неуверенного в этом, что он не мог бы принять меня такой, какая я есть, с моей собственной жизнью. Я не хочу, возвращаясь домой из офиса, видеть себя все время в роли «женщины-девочки» — и уж, разумеется, не хочу играть роль мальчика. Каждый мой день проходит в мужском мире, и я желаю, чтобы дома ко мне относились как к женщине — но к такой, какая я есть на самом деле, а не такой, какой я должна быть, по мнению мужчины. Я не рабыня. И не заводная кукла. И, разумеется, не всегда приятна. Я личность. Никто не считает, что все мужчины должны быть одинаковы. Почему же тогда общество требует от всех женщин одного и того же? Это просто смешно, если бы не было так обидно.
— Не хотите ли вы на полном серьезе сказать мне, — недоверчиво спросил я, — что любая женщина, если она не тупая девчонка, заставляет мужчину считать себя неполноценным?
— Да, именно так. Пол был исключением, подтверждавшим правило.
— Иисусе! — вздохнул я. — Жаль, что вы не сказали мне этого десять минут назад, когда я пытался вас изнасиловать, тогда я, может быть, не вырвал бы с мясом все пуговицы на своей ширинке.
Прошла томительная секунда глубочайшего молчания, когда наше будущее висело на волоске, и она, наконец, рассмеялась, даже, скорее, просто хихикнула. Я ободряюще улыбнулся. Секунду спустя оба мы уже громко хохотали, и напряженности как не бывало.
— Пошли обратно, к мельнице, — предложил я, и, когда дюны остались позади, я взял ее руку и крепко сжал, показывая, что все будет хорошо.