Апокалипсис (Эмшвиллер, Кард) - страница 289

Солнце припекало… жарило, если выражаться точно; впрочем, с реки неустанно дул ветер — Джеки считала, что камни вокруг нее, эта сероватая, с острыми краями субстанция, которую она могла даже назвать правильным термином, если бы этот термин не хранился в той части ее памяти, что называлась «Теперь бесполезное», только усиливает жар, еще не убийственный (но он станет таким очень скоро, и тогда Джеки, как пес, будет дышать тяжело-тяжело, и захочется снять с себя всю одежду; но пока что тепло приятное).

Позже… случилось самое лучшее за эти два часа; что он делал все это время?., пришел Уэйн… помахал ей рукой, сходя с моста; она помахала в ответ… правда, ненадолго, только чтобы взять веревку… выудил ее из рюкзака, тяжелую, свитую в кольцо; альпиниста охватил бы восторг; в восторге был и сам Уэйн, когда обнаружил ее в магазине экипировки две недели назад; Джеки этой радости не разделяла, не видела смысла брать с собой лишний груз, — он и без того носил в рюкзаке слишком много вещей, лишь бы облегчить ее собственную ношу; она не хотела, чтобы Уэйн изматывал себя, подбирая все, что может понадобиться когда-нибудь потом; однако вслух ничего не сказала, да и вес веревки вроде бы не приближал веса рюкзака к критическому… и вернулся на мост… где натянул веревку поперек настила, несколько раз обмотав ее вокруг противоположных несущих тросов; такая своеобразная паутина, которая, правда, задержит наиболее слабых в Своре лишь на доли секунды, а лидеру и (ее? его?) приближенным совсем не помеха.

Едва он покончил с последней ловушкой… та уже не производила прежнего впечатления, как в момент, когда Джеки поняла, что это такое; все же больше, чем ничего; двенадцать, возможно, пятнадцать «нитей» в этой паутине: Джеки не могла разглядеть точно; между некоторыми из них около фута; пока Уэйн был занят, она даже не вздремнула, все время наблюдала, хотя в мыслях, полтора дня, было другое; ребенок, бросив свои ежедневные упражнения (так Джеки это называла), перестал шевелиться; она не чувствовала ни малейшего движения (а на этом месяце она чувствовала ох как много) в течение вот уже тридцати шести часов; и раз в этих местах наблюдалась катастрофическая нехватка акушерской помощи (ха-ха), а опыт Уэйна, демонстрирующего удивительные познания в самых различных областях, относился все же скорее к умелому умерщвлению, нежели созерцанию чуда жизни, то все, чем он мог Джеки помочь, это выслушивать ее жалобы, пожимать плечами и советовать не волноваться, что она и без того сама себе посоветовала, и чем дальше, тем труднее этому совету было следовать: в душе ее росла, набиралась силы паника, словно буря, готовясь выплеснуться в отчаянные рыдания и крик: ребенок в ней мертв, она носит мертвое дитя; ну, если честно, так далеко ее мысли не заходили, концентрируясь лишь на растущей тревоге, — ведь она не была уверена, снабдил ли Уэйн свою паутину взрывчаткой (фабричной или самодельной, не важно), которой была битком набита его волшебная сумка, или у него были другие планы насчет этой гигантской «веревочки»… и вернулся… и очень хорошо, потому что солнце опустилось за край холма, и, хотя небо оставалось синим, это была та синева, что предвещала сумерки, и следующие два часа будет только сгущаться, до оттенка индиго, который после месяца созерцания Джеки распознавала как оттенок, когда появляются звезды; а поскольку Свора продемонстрировала способность активно передвигаться в любое время суток, то, разумеется, она предпочтет час, когда солнце садится, и хотя Джеки имела опыт обращения с пистолетами, выпалив однажды по одному из Своры (тварь убралась непокалеченной), с ружьем (названия которого она никак не могла вспомнить), ее знакомство оставалось на начальной стадии, и то с незаряженным, и уверенность в собственных силах была крайне мала, не говоря уже о том, что Джеки не могла убить или хотя бы ударить жертву, так что, когда Уэйн затянул последний узел на веревке и направился обратно, она испытала сильное облегчение… и развел костер… из палок и сучьев, которые ему удалось собрать по пути; внушительная охапка, костер вышел гораздо более яркий, чем Джеки считала разумным допускать; странный, необъяснимый проступок со стороны Уэйна, если только он не рассчитывал на то, чтобы его заметили; если так, то он взялся за новую стратегию; успех прежних ловушек зависел от того, насколько хорошо запутан след; Свора должна была думать, что эти двое находятся где-то в недоступном, защищенном месте; но со временем преследователи привыкли к тактике Уэйна, — и, если честно, Джеки была потрясена, что ловушка в гипермаркете вообще сработала, ведь она была так заметна, так заметна, совсем как самые первые, и Свора, вероятно, пришла к заключению (если такой термин по отношению к ним вообще уместен, хотя, очевидно, какая-то способность думать им присуща), что тут не может быть ничьего злого умысла, и двинулась прямо в центр; собственно говоря, в костре никакой нужды не было: пока жар шел от камня и согревал бы их всю ночь, а огни на мосту, ряд фонарей в форме факелов, освещали конструкцию со стороны каждого из несущих тросов; они вспыхнули, едва померк дневной свет (одно из тех, отличавшихся периодичностью событий, которые Джеки привыкла ассоциировать с механизмами Старого Мира); их яркое сияние, перебиравшее весь спектр от синего до красного и обратно, этот ночник для Джеки, которая принялась бы за свою электронную копию «Чего ожидать, если вы ожидаете…», если бы захотела (но она не хотела; ей было очень стыдно, но она страшно устала и, сказать по правде, страшно боялась узнать что-либо о том, почему малыш перестал двигаться), по сути, огонь был маяком и приманкой, возможностью для Уэйна узнать, какое количество врагов могло выжить в гипермаркете, и по их следам выйти на мост; Джеки прилегла, подложив под голову рюкзак, взяла банку с арахисовым маслом, протянутую Уэйном, и подумала: вот она, наша последняя схватка; четыре недели спустя, последняя битва.