— Брось, мы все должны жить. Мы благополучно вырвемся отсюда, — успокоил я его. — Нам предстоит еще много битв!
Сидим молча, ждем, размышляем. Как же могло случиться, что мы оказались в таком нелепом положении?
Никому достоверно неизвестно, действительно ли взбунтовались казаки только в Акмолинске, Омске, Петропавловске, или же поднялось восстание по всей России. В сарае нас собралось около ста человек — наиболее видные руководители и активисты совдепа. Рядовых большевиков держат отдельно.
Никто не знает, какая территория оказалась у врага, где еще сохранилась власть большевиков.
Стали вызывать на допрос. Первыми повели председателя совдепа Бочка и комиссара финансов Павлова. Привели их обратно быстро, расспросили только о делах и документах городских учреждений. Со всех сторон послышались вопросы:
— Что узнали?.. В чьих руках государственная власть?
— Мы сами толком ничего не знаем, — ответили они. Уже потом, подумав, Бочок предположил:
— Власть, должно быть, в руках эсеров. Наступила опять тревожная ночь. В сарае духота.
В полночь дверь открылась, и с шумом вошло двадцать вооруженных русских. Выстроились у двери и начали выкликать по списку. Сразу стало понятно, что вызывают в основном руководителей.
Читал список монархист Сербов, одетый в военное донской казак, по специальности — техник.
Он был одним из яростных противников большевиков, всегда выступал против нас на собраниях и митингах, которые проходили в Акмолинске перед установлением советской власти. Теперь в руках у него список обреченных большевиков. Он, как вонючий хорек, скрипя зубами, выкрикивает фамилии и ставит в строй. Чиркнув спичкой, чтобы убедиться, что перед ним не кто иной, как Катченко, он издевательски усмехнулся:
— Это ты, рыжеусый! А помнишь, как ты чуть мне глаза не выцарапал?!..
Вызвали больше сорока человек, поставили в ряд, окружили конвоем.
Небо безоблачное. Где-то высоко-высоко мерцают звезды, и от их дальнего света ночь кажется не очень тёмной.
Никто не в состоянии предположить, куда поведет нас «батыр» Сербов.
А Сербов продолжает хрипло выкрикивать приказания своему отряду. Конвой взял ружья наизготовку.
Голос Сербова загремел: «Ведите!»
И погнали нас неизвестно куда…
Город стал окутываться туманом, мрачный, темный. Кажется, что, затаив дыхание, лежит огромное животное. Ни звука, как будто все вымерло. И только мы, словно единственные обитатели, шагаем по пустынным улицам, окруженные казаками. У пешего конвоя ружья на изготовку, у конного обнаженные сабли поблескивают в свете звезд.
Идем и идем… Только слышно, как под ногами хрустит песок да похрапывают лошади. Все угрюмо молчат: и мы, и конвоиры. Кажется, что обе стороны напряженно следят друг за другом, в молчании точат клинки, и если кто-нибудь зазевается, так и вонзится в него нож по рукоятку.