Однажды человек двадцать заключенных возвращались с огородов в тюрьму. Как всегда, сзади и по бокам шли вооруженные конвоиры. Шли строем, по двое. Проходя через Слободку, возле маленькой невзрачной лачуги мы увидели казашку. Брови ее были насуплены, в лице ни кровинки. Видно было, что тяжкое горе терзает ее душу. В нашей группе было трое казахов. Когда мы проходили мимо, эта женщина, глядя на нас, прижала руки к груди, с большим почтением склонила голову, приветствовала нас от всего сердца. Печальный образ этой казашки по сей день неизгладимо живет в моей памяти… Не было никакого сомнения, что эта женщина воочию убедилась в правоте нашего дела.
Нас продолжали водить на огород. Всех мучила томительная тоска по свободе, в особенности казахских жигитов. Мы с Байсеитом начали мечтать о побеге. Прежде чем бежать, мы решили достать казахскую одежду, чтобы сменить видное за версту тюремное одеяние, а также передать родственникам и наиболее верным друзьям о времени и условиях побега.
Землянка одного казаха стояла в двадцати шагах от сада, в котором мы работали. Сын хозяина Айтжан дружил с нами, был членом «Жас казаха». В плане нашего побега предусматривалось держать за этой хатой готовых верховых лошадей. В момент, когда зазеваются надзиратели, мы быстро пробежим туда по низине, сядем на коней — и ищи ветра в поле. А наши родственники, подготовившие побег, должны к тому времени возвратиться в свои аулы, чтобы не навлечь на себя подозрений в соучастии.
Когда мы с Байсеитом поделились своим планом с товарищами, то Бакен и Абдулла не согласились с нами.
Мы твердо решили бежать при первой возможности.
Однажды надзиратели разрешили нам на огороде свидание с двумя жигитами.
Жигиты сошли с коней, поздоровались, сели вместе с нами. Надзиратель стоял поодаль. Через некоторое время появился верхом на лошади и наш Хусаин, слез с коня и тоже сел рядом. Мы забросали его вопросами. Между прочим Хусекен рассказал нам, как ловко и хитро он сумел освободиться из тюрьмы. Дело было так.
Работая на огороде, предприимчивый Хусекен сумел угодить начальнику тюрьмы, втерся в доверие и «подружился» с ним. Однажды Хусекен с разрешения своего «друга» установил себе палатку в огороде и пригласил в гости начальников — вершителей судеб в Акмолинске. Достал побольше кумыса, водки, заколол барана и вдоволь угостил своих приглашенных — начальника гарнизона, Сербова и начальника тюрьмы. Хусекен сам варил баранину, сам усердно прислуживал почетным гостям.
Изрядно выпив, довольный Сербов, председатель комиссии по расследованию и уничтожению большевиков, приказал Хусаину, смиренно стоявшему у входа в палатку: