Век перевода. Выпуск 1 (Байрон, Бахман) - страница 81

Комочек кружев, что увял,
Но аромат не потерял
Давно забытый.
О Чарльз, ты искренен и строг,
Твои я мысли видеть мог,
Нет-нет, причиной — не пирог
В моем желудке.
Нашел я шарф из прежних дней —
Тот, что когда-то был на ней.
Hinc illae lacrimae, — твоей
Не место шутке.
Давно не девочка она,
Пройдет — кивнет, но холодна.
Забыты клятвы, и вина
Едва ль нас ранит.
Но хоть банален сей курьез,
У Стерна повод он для слез —
Кто тронет прошлое всерьез,
Печален станет.
Своих седин я не стыжусь.
Она… Святого не коснусь.
Но юность снова, признаюсь,
В душе проснулась,
Когда я взял те кружева, —
Из пыльной пропасти, жива,
Любовь моя, как встарь резва,
Ко мне тянулась.
Не открываем мы сердец —
Захлопнут с музыкой ларец:
Мотив, истершийся вконец,
Смешон и жалок.
Увы, любая мелочь вдруг
Запустит механизма круг —
И снова песнь любви, мой друг,
Задребезжала.
Хоть смех твой я и заслужил,
Но ожил мальчик — тот, что был
И чьи мечты не угасил
Осенний холод.
Мы снова шли Златым Путем —
Та дама, с коей ты знаком,
И грузный джентльмен, что притом
Давно не молод.
Как прежде, под руку со мной,
Вся дышит счастьем и весной,
И вьется шарф над головой
Золотокудрой.
О, светлый образ средь теней!
Тут ты с Ирландией своей:
Как думает справляться с ней
Наш Гладстон мудрый.
Ну что ж, судьбе покорен я,
Вот книги — старые друзья,
И трубка верная моя
Набита славно.
Вина! И до конца времен
Пусть боги безмятежный сон
Тех, кто семьей не наделен,
Хранят исправно.

ФРЕНСИС БРЕТТ ЯНГ (1884–1954)

***

Hie Jacet Arthurus Rex Quondam Rexque Futurus[16].

Артура больше нет… И спит Тристан,
Обняв разбитый меч; Изольда спит
С ним рядом, где стремится в океан
Поток, которым Лионесс укрыт.
Мертв Ланселот… Осела пыль времен,
И шлемов ярких медь — труха в гробах.
Героев упокоил Авалон:
Гавейн, Гарет и Галахад — все прах.
Где стен твоих обломки, Камелот?
Где гордый Тинтагель в руинах дремлет?
Где светлых дев останки червь грызет?
То Мерлин знал, но он уж нам не внемлет.
И Гвиневеру больше не зови —
Не ставь на суд красу самой весны,
В чье имя ноты боли и любви
Из песни соловьиной вплетены…
Не обернется правда красотою,
И ты поймешь, что паладин — не свят,
Элейн была девчонкою простою,
И грязной деревушкой — Астолат,
А весь тот славный мир — лишь гобелен,
Поэтом сотканный, что, как паук,
Нить выжав из себя, опутал тлен,
Украсив миф трудом искусных рук…
И всё там ложь? О нет! Могучий Рим
Сгнил на корню и свой закончил век,
Но, чудо совершив, расцвел над ним
Последний, жизнь вбирающий побег —
Британский дух. И горстка удальцов —
Простых и грубоватых, но из тех,
Кто за свободу умереть готов, —
Надев отцом завещанный доспех,