Каждое слово лилось бальзамом на мою душу.
— Честное слово, — сказали. — Это самое приятное из того, что говорили мне за последние пять лет. Не будь вы женой моего начальника, я бы вас расцеловал.
* * *
Домой мне удалось попасть ближе к вечеру. Я скинул в прихожей кроссовки, вошёл в комнату и позвал домового:
— Яшка!
В ответ — полная тишина.
— Изольда говорила…
В ту же секунду домовой стоял около меня, заглядывая мне в рот.
— Так вот, Изольда говорила, что ты страшно любишь печенье. И даже передала для тебя пачку. Но я, кажется, её потерял.
Домовой в отчаянии схватил меня за штаны. Я порылся в своём полиэтиленовом пакете и сказал:
— Постой-постой…
Домовой просительно заглядывал мне в глаза.
— Вот оно, твоё печенье, нашлось всё-таки.
Домовой схватил пачку и прижал её к груди.
— Жри, — ласково сказал я ему. — Может, скорее сдохнешь. Любит Изольда тебя, тварюгу. Ладно, мне пора идти.
Домовой кивнул в ответ, что означало: иди.
— Ночевать сегодня буду в другом месте.
Домовой сделал нетерпеливый жест лапкой, означавший: да хоть совсем не возвращайся.
— Смотри, чтобы всё было в порядке.
Домовой заверил меня в том, что всё так и будет.
— Изольда пока не может нас навестить, — поведал я. — Ну да ничего, это ненадолго.
Домовой в приступе ласки обнял моё колено.
— Ладно, Яшка, мне пора.
Домовой помахал на прощанье мохнатой лапкой и уполз к себе, прижимая к груди пачку печенья.
* * *
На следующее утро доктор встретил нас с Зомби и сообщил:
— Молодые люди, для вас есть работа. Зомби — шизофрения с бредом преследования, Тристан — то же самое с бредом самообвинения. Вам, Зомби, придётся поработать кулаками. Для вас, Тристан, более творческое задание. Ваш больной отказывается от еды, говорит, что не достоин жить. Вы там с ним поаккуратнее. Света, где таблетки?
Жена доктора внесла в аппаратную требуемое и ногой прикрыла за собой дверь. Это было даже приятно — паршивую таблетку со стаканом воды тебе подают на подносе, как порядочному.
Мы с Зомби приняли дозу и разлеглись на топчанах.
— Удачи, — пожелал доктор.
* * *
Мой пациент, нарядившись в полосатую робу, сидел в одиночной камере. Я вошёл, примостился рядом с ним на нары. Пациент посмотрел на меня и сказал:
— Я недостоин того, чтобы вы сидели рядом со мной.
— Ну так встань.
Пациент поднялся с нар и отошёл в угол, глядя на меня глазами побитой собаки.
— Что, козёл? — спросил я его. — Развалил страну? Доволен теперь?
— Я виноват, — признался пациент.
— Виноват, — передразнили несчастного узника. — Таких, как ты, убивать надо. Ведь все наши беды произошли по твоей милости.