Ноябрь 1818 года Гранье провел в Ахене, надеясь встретиться с Александром I. Но барон не только не сумел получить у него аудиенции, но даже передать письмо Бонапарта. Была ли в том чья-то злая воля либо дело провалилось из-за случая — остается гадать. Конечно, можно вспомнить доктора О'Меару, выехавшего со Святой Елены спустя пять месяцев после Гранье… Однако вряд ли сам доктор имел столь далекие подозрения относительно намерений бывшего генерал-адъютанта Наполеона.
Итак, судьбе было угодно воспротивиться последней интриге Бонапарта… Но мог ли предвидеть пленник Святой Елены, что спустя столько лет история его легендарной добычи будет иметь неожиданное продолжение!
Смоленск, 15 августа 1835 г.
Открытые настежь ставни в доме губернатора заходили ходуном, длинные шелковые занавеси то вылетали на улицу, то оказывались внутри комнаты… Весь дом пришел в движение, только один человек в нем не обращал внимания на взбунтовавшуюся стихию. Это был смоленский губернатор Николай Хмельницкий.
Губернатор держал в руках небольшую книжицу — сочинение Вальтера Скотта «Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов». Книга увлекла его настолько, что Хмельницкий не заметил, как к нему подошла Марфа Егоровна Мещурина, неизвестно в каком качестве жившая у губернатора. Была она и домоуправительницей, и невенчанной женой Хмельницкого, а также доброй советчицей во всех его начинаниях.
— И что ты, мил человек, так въелся в эту книжицу? В доме переполох, а он знай себе почитывает… На улице гроза, — выговаривала Марфа Егоровна Хмельницкому, закрывая одно за другим окна в кабинете.
Губернатор задумчиво смотрел мимо Марфы Егоровны… Мысли его были далеко-далеко.
— Да ты, батюшка, впрямь не в себе? Мещурина потрогала пухлой рукой лоб Хмельницкого.
Губернатор загадочно улыбнулся:
— Тут, матушка, — он ткнул пальцем в корешок книги, — может, сокрыт настоящий мой триумф. Олимп всей моей жизни!.. Вот, послушай, что пишет Вальтер Скотт, коего почитают в мире за первейший авторитет в истории: «Он повелел, чтобы московская добыча: древние доспехи, пушки и большой крест с Ивана Великого — была брошена в Семлевское озеро…»
Хмельницкий вскочил с дивана и в сильнейшем смятении сбросил с себя сюртук, оставшись в одной сорочке.
— Вот какая оказия, матушка! Озеро это лежит в нашей губернии. Отсюда, почитай, сто верст с гаком. Смекни-ка, голубушка, что получается, коли англичанин не врет? А он точно не врет, ибо они, англичане, народ холодный — ничего сгоряча не делают. Не то что наш брат…
Мещурина не успела и рта раскрыть, как была ошарашена новым откровением губернатора: