Есаул понимающе хмыкнул.
— Тайна государевой смерти многого стоит.
— Вы правы, Анцимирисов. Но не спекулируете ли вы сей тайной, чтобы обратить внимание его величества на беспорядки в Черномории?
Лицо есаула приняло странное выражение. Прозорову показалось, что в данный момент Анцимирисову было наплевать на дела в казачестве и даже на трагедию в Таганроге. В глазах у есаула было нечто более сокровенное, чем все тайны царского двора вместе взятые.
Заметив пристальный взгляд полковника, Анцимирисов ударил себя в грудь кулаком.
— Клянусь жизнью, я говорю правду!
— Не спешите, есаул. Есть вещи поважнее самой жизни! В самом деле, разве безумные проделки вовсе без причин? В порыве отчаяния человек может забыть все на свете. Ему выход нужен, расслабление… И вот случай избавиться от давления начальства, недругов и завистников, ростовщиков, болезней, плохой погоды. Один поступок порой меняет враз всю жизнь.
— Ошибаетесь, господин полковник. Я не испытываю отвращения к жизни. У меня четверо детей.
— Неужели? Однако вы не похожи на примерного семьянина. Да вот и ваша склонность к бродяжничеству.
Анцимирисов сделался мрачнее тучи.
— Господин полковник, вы словно вьете вокруг меня паутину!
— Такова служба, — с откровенным простодушием ответил Прозоров. — Император ждет от вас подробнейших показаний о происшедшем в Таганроге. Запирательство ухудшит ваше положение.
— Я уже говорил, что предпочитаю следствию беседу с его величеством наедине.
— Это невозможно! Император тоже упрям. И подозрителен. Необъясненный донос, рассматривается им как ложный донос. Егерь, противу вас, повинен самую малость, но и он в крепости. Желаете убедиться? Не усугубляйте свою участь, есаул!
Анцимирисов сделал несколько шагов по комнате, похлопывая себя руками по плечам. В крепости было холодно.
— Господин полковник, почему вы не записываете наш разговор?
— Не беспокойтесь! О нем будет доложено императору.
— В таком случае, я — заложник вашей порядочности?
— Я на службе и принимал присягу.
— Ваш род известен?
— Да, я графского звания.
— Хорошо, господин полковник, я буду говорить.
— Меня интересуют только факты. Генерал Левашев чересчур очарован вами, но я готов согласиться с ним, коли вы перестанете делать из тайны молитву.
Прозоров вызвал караульного и велел подать есаулу шинель и горячего чаю. Отхлебывая из железной кружки кипяток, есаул начал свой рассказ.
— Это странная история… — Анцимирисов сделал паузу, освежая в памяти события годичной давности. — В то утро я зашел в помещение таганрогского карантина, к знакомому лекарю, что обучал меня, из любви к искусству, своему ремеслу. Лекаря на месте не оказалось, и я хотел было уйти восвояси, — но тут появился доктор — из тех, что занимались покойным императором. Он принял меня за одного из карантинных фельдшеров и приказал следовать за ним в дом градоначальника.