Царское Село, 1 октября 1827 г.
Не доезжая полуверсты до царского дворца, Прозоров остановил карету. Прежде чем выйти из нее, он вручил Годефруа письмо.
— Сударь, вы были мне добрым телохранителем и другом, так исполните мою последнюю просьбу. Скоро я буду у императрицы. Ее величество крута нравом, судьба моя непредсказуема. В случае моего ареста сегодня или в последующем под любым предлогом езжайте в Москву! Отдадите письмо митрополиту Филарету. Возможно, мы больше не встретимся. Прощайте! — Полковник обнял поручика и быстро, не оглядываясь, пошел в сторону дворца.
Камердинер ее величества принял от Прозорова записку. В ней было всего несколько слов. Не прошло и четверти часа, как полковника попросили проследовать в Зубовский флигель. Вид у Алексея Дмитриевича был не из лучших: платье помято, лицо осунулось от бессонной ночи. Увидев императрицу, он забыл о субординации:
— Ваше величество, не совершайте опрометчивого поступка!
— В чем дело, полковник?!
— Нападение наших кораблей на турецкую эскадру неизбежно. Операция секретная! От ее исхода зависят судьбы Валахии, Сербии, Молдавии… Греки будут вот-вот свободны.
— При чем здесь я? — Мария Федоровна весьма искусно выразила недоумение.
— Ваше величество, я — солдат и обязан докладывать государю… Но ситуация слишком щекотливая. Затронута ваша честь!
Сердце императрицы екнуло. Неужели вчерашний сон сбывается? Судя по всему, полковник настроен решительно.
— Вы говорите загадками… и эта ваша записка… Почему вы не уведомили меня заранее?
— Ваше величество, у меня нет времени. Вообразите, что Мэквилл открылся — и тогда вам все станет ясно.
Императрица прикусила губу. Она была суеверна и поэтому посетовала на себя за то, что одела сегодня платье, в котором последний раз принимала Мэквилла. Как ни трудно было ее положение, она не собиралась сдаваться.
— Вы, полковник, из тех, кто поверил бредням сумасшедшего!
— Ваше величество, вы недооцениваете меня. Но, поверьте, я пришел к вам как друг!
Императрица вспыхнула:
— Здесь только и говорят, что о дружбе… Еще никто не приходил, чтобы заявить о войне. Кстати, вы верите в дружбу королей? — спросила она с чисто женской непосредственностью.
Прозоров смутился.
— Ваше величество, вы ставите меня в затруднительное положение. Я думаю, короли такие же люди…
— Нет, нет, полковник! Власть воспитала в нас особые качества. Мы слабы. Да, полковник, беззащитны, как дети. Все, что нас окружает — это суть оболочка, внутри которой хрупкий «плод». Он подвержен интригам, злобе, зависти, предательству. Подумайте: зачем было есаулу писать донос? Он шантажировал… И теперь вы приходите ко мне с тем же?!