Пребывание Суллы в Греции дало возможность приобщиться к таинствам Деметры и Коры в Элевсине. Тайные культы были доступны только ограниченному числу посвященных, которые должны говорить на греческом языке и вести безупречную жизнь. Церемонии, строго говоря, предшествовала длительная подготовка, состоявшая из уединения, молитв, воздержания; затем в вечер посвящения при свете факелов в святилище Элевсина проводились мистерии, оставшиеся тайными, о которых известно только одно, что они устраивались в трех измерениях: произнесенное, показанное, сделанное. Все представляло собой объяснение доктрины и смысла культа, которые посвященный должен был хранить в абсолютном молчании. Не нужно удивляться тому, что Сулла принимал участие в ритуале посвящения в одной из самых таинственных религий Греции. С его стороны не было речи об этнографическом любопытстве; и не нужно думать, что греческие религиозные авторитеты разрешили, так сказать, «почетное» посвящение. Это явилось бы неуважением к существующей в реальности очень известной мистерии, а также слишком пренебрежительным выпадом, касающимся глубокой религиозности Суллы.
Не будем забывать, что он уже приобщился к другому тайному культу — Дионисия Бахуса, который давно проник в Италию, но имел некоторые сложности в обретении права на существование в Риме. В начале II века на самом деле политическая власть была обеспокоена чрезвычайным развитием «вакхических оргий», на которых с легкостью рассказывалось все и обо всем, так как речь в действительности шла о тайных мистериях, и, чтобы участвовать в них, к ним надо быть допущенным. Обвинения, чаще всего возникавшие, отмечали сексуальные дебоши как следствие опьянения, в которое погружались инициированные (и нужны были достаточно тяжелые последствия, потому что римляне не стеснялись сексуальных вопросов), а также убийства и каннибализм. О чем не говорили, но что было не менее опасно в глазах власти, так это то, что тайные организации, собиравшие лиц разных положений и имевшие особенно народный характер, трансформируются позже в революционные группы, которых уже опасаются, боясь, как бы они не начали играть доминирующей роли в политической игре. Это было основанием того, что сенат провел по всей Италии особенно жестокую расправу над 7000 лиц, половина которых была казнена или принуждена к самоубийству. Но преследование адептов культа никогда не приводило к затуханию и дионисизм продолжал распространяться (правда, сенат запретил его только в тайных проявлениях и подчинил существование тиаз — групп приверженцев — преимущественно власти преторов), и в начале I века до н. э. культ Бахуса, предлагавший адептам мифы о выходе из преисподней и воскрешении (бог был «дважды рожден»), вновь обрел важное значение, даже оставаясь еще объектом преследования. С этой точки зрения, нельзя не удивиться тому, что противники упрекали Суллу в сожительстве в юности с мимами и шутами, с которыми он устраивал дебоши, актерами пантомимы, артистами, играющими на цитре, и гистрионами, выпивая с ними с утра, распростершись на ложе из листьев. «Дурные знакомства», вероятно, имели религиозный смысл, о котором, казалось, забыли те, кто его в них упрекал, и даже во время его пребывания в Греции Сулла не забывал о своей приобщенности к культу Бахуса: по случаю своего пребывания в Эдепсоне в Эвбее, куда приехал на воды, он много встречался с дионисийскими артистами. Несколькими месяцами ранее, еще в Азии, он был принят в две ассоциации дионисийских артистов Теоса и Пергама, которые объединяли группу привилегированных, о чем свидетельствует эпиграфический документ, выставленный в музее Коса: он освобождал их от военной службы, местных или римских налогов так же, как и от поставок агентам общественных служб в командировке. Наконец, не нужно забывать, что он посвятил на мосту Геликон (уже посвященному культу Аполлона и музам, таким как Дионисия) прекрасную статую бога, произведение знаменитого скульптора Мирона, уроженца Элевтера (на границе Аттики и Беотии), кому мы обязаны знаменитым Дискоболом, самая красивая копия которого сохраняется в Риме; стоящий Дионис был статуей, которую Сулла конфисковал у жителей Орхомена и которая была, как говорили, одним из наиболее удавшихся произведений Мирона. Но она также имела культовую ценность, и именно в этом значении Сулла установил ее на Геликоне.