Но в Греции Сулла был не как путешественник: он ждал благоприятного момента для возвращения в Италию. И вот Карбон вызвал провал переговоров, момент наступил. Он направил свою армию пешком через Фессалию, Македонию, чтобы затем взять на запад, по направлению к морю. Но прежде чем перейти через Диррахий (Дураццо) в Бриндах, он отклонился на 70 километров на юг, на территорию поселения Аполлония, где находился нимф, представляющий собой скалу, которая изрыгает огонь и у подножия которой вырываются источники теплой воды. Столь долгое возвращение Суллы объясняется консультацией с оракулом об исходе своего предприятия. Ответ, вероятно, его удовлетворил, потому что он отдал приказ переправляться. К тому же, оказывается, во время первого жертвоприношения на земле бриндов, которое он поспешил произвести, на печени жертвы увидели изображение лаврового венка с двумя прикрепленными к нему ленточками — чрезвычайный знак, который, по мнению знаменитого предсказателя Постума, объявлял о бесспорной победе при условии, если Сулла один съест эту часть жертвы. Хотелось бы верить подобным знакам, поскольку огромен был страх увидеть Италию, раздираемую братоубийственными войнами: не говорили ли о том, что в районе Капуи явились две армии, сражавшиеся с сильным шумом, затем растворившиеся в воздухе?
Предсказание авгура начало осуществляться с момента, когда поселение бриндов открыло свой порт, что, по-видимому, значительно облегчило операции: вся организация береговой защиты, созданная противником, оказалась ненужной. В благодарность бриндам был предоставлен фискальный иммунитет, заслуживающий внимания аргумент для других поселений, которые задумывались, не должны ли и они его получить: Тарент и, вероятно, многие другие его получили. Нужно сказать, что прежде чем пересекать Адриатику, Сулла заставил свои войска дать клятву никогда его не покидать, чего он вполне мог опасаться, так как его солдаты будут, несомненно, подвергаться принуждению покинуть своего полководца, объявленного врагом народа, а они тем более склонны прислушиваться к этим призывам, что нагружены добычей и, значит, им больше нечего ждать от италийской кампании. Но он заставил их также поклясться не предпринимать никаких актов грабежа на италийской земле: об этом хорошо было известно в Калабрии, где высадилась армия, и новость быстро распространилась.
Наконец, и это был не самый малый аргумент пропаганды Суллы, определенное число известных лиц пришло встречать его. Во-первых, был Квинт Цецилий Метелл Пий, который после своих неудачных попыток переговорить с Цинной под стенами Рима в 87 году некоторое время оставался в Лигурии, прежде чем переехать в Африку, где он столкнулся с промагистратом, приверженцем Мария, Гаем Фабием Гадрианом, выгнавшим его из своей провинции. Он нашел Суллу в Диррахии, и присутствие на его стороне человека, обладавшего репутацией справедливого и набожного, много сделало для него: оно побудило к присоединению множество колебавшихся в момент, когда правительство опиралось в своей пропаганде на идею «согласия»: назначили консулами Гая Норбана, нового гражданина, и представителя очень известного аристократического рода Луция Сципиона (у которого, кроме того, было преимущество входить в состав «умеренных» в сенате).