Квинт Муций Сцевола, великий понтифик, четвертая жертва Дамасиппа, чье имя дошло до нас, и это, бесспорно, один из четверки самых известных, безмерно уважаемых за политическую карьеру, отмеченную честностью, ораторским талантом, и особенно юридическую компетентность, поставленных им на службу всем, получили большое признание; кроме того, он был родственником Квинта Муция Сцеволы, авгура, тестя молодого Мария, именно того, кто в 88 году выступал в сенате против объявления вне закона Мария и его одиннадцати приближенных. Родственные связи усугубляли еще более жестокий характер поведения. Уже в 86 году Сцевола избежал покушения, организованного против него Гаем Флавием Фимбрием в момент похорон Мария. Тогда Фимбрий хотел вменить ему процесс, как Катуллу или Меруле; а когда его спросили, в каком предательстве он мог бы обвинить великого понтифика, Фимбрий ответил, что за неполученный удар кинжалом, который ему предназначался. Но в 82 году уже не шла речь об уничтожении старика, которого можно было использовать, как хочется, нужно было уничтожить личность, которая по своему положению потенциально опасна (если еще и соединится с Суллой). Он был также казнен в храме Весты. Но у него хватило времени, прежде чем испустить дух, окропить кровью алтарь и культовую статую, произнося проклятия тем, кто его принудил к такому святотатству. То же самое сделал Мерула несколькими годами ранее в святилище Юпитера Капитолийского.
Это была беспощадная война, которую вели власти предержащие в Риме против Суллы, и кровавое предупреждение, сделанное ими, адресовалось как их противникам, так и тем, кто предполагал присоединиться к нему или оставаться нейтральным. Манера обращения с телами жертв (протащить крюком и затем бросить в Тибр с моста Эмилия — ныне мост Ротто) убрала последние сомнения в отношении намерений Мария и его приспешников.
Уже некоторое время из-за упорства, с которым приверженцы Мария отказывались вести переговоры, стали более многочисленными и значимыми переходы к неприятелю. Самыми важными, очевидно, были те, которые использовали дополнительные средства. С этой точки зрения, переход Валериев Флакков оказался определяющим: вероятно, по наущению своего кузена, главного сенатора Луция Валерия Флакка, который считал более разумным покинуть Рим, губернатор Галлии Гай Валерий Флакк дал заверения Сулле. Правда, теперь его племянник, которого Сулла подобрал в Азии и затем направил в Рим с делегацией защищать его дело, был около Суллы. Это говорило о том, что заверения, данные проконсулом заальпийской Галлии стоили того, чтобы принять их от одного из Валериев Флакков: он остерегся препятствовать движению Сертория, когда последний проходил через его провинцию по направлению к Испании. Другое важное событие — присоединение цензора 86 года Луция Марция Филиппа, передавшего Сардинию в пользу Суллы. И другие, принадлежавшие к видным семьям личности отважились сделать подобный шаг: старый Марк Перперна, другой цензор 86 года, Гней Корнелий Долабелла или Гай Папирий Карбон (сын жертвы Дамасиппа и, следовательно, кузен консула); вспомним еще Марка Эмилия Лепида, будущего консула 78 года, особо связанного со всеми сановниками марианского режима, более всего с проконсулом 83 года Луцием Сципионом, кому он дал приемного сына. Наконец, молодые люди или меньшей значимости, но кого последующие десятилетия выдвинут на авансцену: Гай Веррес, обвиненный Цицероном; Луций Сергий Каталина и, по всей видимости, также молодой Цезарь, зять Цинны. Верные Сулле, те, кто был рядом с ним с первого часа, не одобряли того, что он доверяет этим перебежчикам (предателям, правду говоря) ответственность в военных операциях, и когда Сулла поручил Квинту Лукрецию Офелле осаду Пренесте, раздались голоса упрека, что такую важную миссию доверяют личности, чье предательство заставляет сомневаться в том, что он с ней справится.