Лекарь задумчиво кивнул.
— Пожалуй, хороший выбор, эта смесь вызовет безболезненную смерть, — сказал он. — Ни судорог, ни рвоты или диареи, просто быстрая остановка дыхания. Луковица, разумеется, самая ядовитая часть растения, а если ее размолоть, она превратится в порошок. Сколько весит осужденная?
— Немного, — быстро ответила я. — Она немного… ослабела в заточении. Я возьму две луковицы, чтобы уж наверняка. Не хочу, чтобы она страдала.
Говоря все это, я ненавидела себя, ненавидела эту холодную, деловитую дискуссию, словно речь шла о наиболее эффективных способах изгнания червей из организма. Мне хотелось все обсудить тихо, в уединении; чтобы я быстро передала инструкции и ушла. Однако Пра-эмхеб, по всей видимости, желал продемонстрировать свои обширные познания и тем самым придать себе значимости.
— Двух луковиц будет достаточно, — согласился он. — Причем не важно, свежие они или сушеные. Конечно, со свежими придется…
Я не дала ему договорить.
— Я знаю, как приготовить любой яд! Мне известны все яды не только Египта, но и за его пределами! Меня не нужно учить. Вы пришли сюда не для того, чтобы учить. Делайте, что я вам буду говорить.
Пра-эмхеб отступил на шаг, оскорбленный до глубины души, и взглянул на Амоннахта, но хранитель, бросив на меня предостерегающий взгляд, улыбнулся.
— Это очень тяжелое поручение, — промурлыкал он. — И мы все очень расстроены. Прости меня, Пра-эмхеб, но давай поскорее покончим с этим делом.
Я промолчала, хотя резкий ответ уже вертелся у меня на языке.
— Гунро — это не какое-то там дело, — прошептала я, но лекарь уже подошел к полкам и принялся бормотать:
— «Голубиный помет»… «голубиный помет». — И вдруг встрепенулся и громко сказал: — Я знаю, кто ты! Я помню тот скандал! Я тогда был совсем молодым и служил помощником лекаря, лечил слуг, но об этой истории знал весь дворец. Ты…
— Не надо, Пра-эмхеб, — вновь перебила я, не то умоляя, не то приказывая. — Я не хочу больше об этом слышать. Я понесла наказание, и теперь все позади. Все! — Внезапно у меня закружилась голова, и я упала на сундук. — Пожалуйста, сделайте то, о чем вас просили, и уходите.
Теплая и твердая рука Амоннахта легла на мое плечо. Пра-эмхеб вернулся к травам.
Я смотрела, как он снял с полки какой-то ящичек и вынул из него две луковицы, затем достал из висящего на поясе мешочка нож. Умелой рукой отрезал от луковиц остатки стебля и засохшие корешки. Затем взял ступку и пестик и, порезав луковицы на дольки, принялся их толочь. Луковицы издавали резкий запах земли; я знала, что, чем бы их ни разбавляли, они сохранят его, передав напитку свой вкус — горький и опасный. На лбу лекаря выступил пот — работа была трудной. Амоннахт обратился к слуге: