«Да, был», — думал я, возвращаясь в свою комнату. Он единственная связь с моим настоящим прошлым, он не только бог войны, но и Озаритель Путей. Как бы мне хотелось, чтобы он со мной поговорил! «А может быть, он с тобой и говорит, — сказал мне внутренний голос. — Может быть, это он посылает тебе сны, чтобы сообщить что-то срочное и важное».
Но когда я взялся за ручку двери, мне в голову пришла другая, более мрачная мысль. Ко мне приходил дух матери. Ему что-то нужно. Что-то лишило его покоя. Он будет беспокоить меня до тех пор, пока я не пойму, что ему нужно. Но где могила моей матери? Или моего отца? О боги, что со мной происходит? Я повернулся, сбежал по лестнице и разбудил своего слугу. Под его опытными руками тело мое расслабилось, боль из груди ушла, и все же я еще долго не мог уснуть.
Всю следующую ночь я проспал крепким благословенным сном и наутро чувствовал себя полностью отдохнувшим. Словно разговор с отцом рассеял все мои тревоги и черные мысли. Рана на спине зажила, от нее остался лишь небольшой розовый шрам. Семья Ахебсета пригласила меня на празднество в честь ежегодного разлива реки, который они собирались отмечать на лодках, и я с радостью принял приглашение. Направляясь в дом генерала, я поглядывал на соседние сады, где садовники сортировали семена, готовясь к высадке новых растений. Казалось, вместе со мной в веселье и празднество погрузился весь Египет. Однако на следующую ночь сон вернулся, словно новый приступ лихорадки; утро я встретил, стоя на коленях перед статуэткой Вепвавета, держа в руках чашу с благовониями и шепча молитвы. Свое дежурство я отстоял в полусне, словно находился под воздействием маковой настойки, после чего вернулся домой, помылся, переоделся и пошел к Тахуру.
Меня провели в приемную, где я прождал так долго, что уже собрался уходить. Наконец ко мне вышел слуга и, пригласив следовать за ним, провел в личные покои Тахуру. Я не чувствовал гнева за эту маленькую месть и, когда вошел в ее комнату, а она поднялась мне навстречу из-за своего туалетного столика, крепко обнял ее и прижал к себе. Сначала она отстранилась, но затем тесно прижалась ко мне, обвив мою шею руками. Волосы Тахуру еще не были заплетены в косы. Они облаком окутывали ее плечи, и я зарылся в них лицом, вдыхая знакомый запах корицы.
— Прости меня, Тахуру, — сказал я. — Я был груб и упрям. Прости, что накричал на тебя и так долго не приходил.
Она высвободилась из моих рук и, сделав знак слуге удалиться, со счастливой улыбкой вновь повернулась ко мне.
— Я тоже должна извиниться перед тобой, — сказала она. — Я все время воображаю тебя идеальным человеком, каким ты кажешься мне в мечтах, но ведь это не так. Тебе было не очень больно, когда я тебя ударила? — Ее глаза сверкнули. — Надеюсь, что нет!