Сначала мне захотелось броситься к гребцам, разбудить их, рассказать обо всем и велеть немедленно поворачивать прочь от Асвата, но затем здравый смысл взял верх. У меня нет ни единого доказательства. Мне придется идти до конца, а это означает, что к восходу солнца я либо навсегда уверюсь в том, что я круглый идиот, либо один из нас будет уже мертв. Я проклинал Паиса, проклинал себя, проклинал события, приведшие меня на эту ладью, но, вспомнив о храме своего покровителя, который находился уже совсем близко, принялся горячо молиться и от этого немного успокоился.
Он вернулся, когда луна уже миновала точку зенита, и на этот раз не пошел к себе в каюту. Заметив, что он направился ко мне, я быстро закрыл глаза и, слегка приоткрыв рот, начал глубоко и ровно дышать, как человек, погруженный в глубокий сон. Он остановился возле меня. Я чувствовал запах ила, исходивший от его ног, пока он неподвижно стоял рядом, глядя на меня, даже своей неподвижностью излучая угрозу. Я чувствовал, что еще немного, и я не выдержу — вскочу и начну вопить, но, на мое счастье, раздался тихий скрип двери. Я был спасен. Однако, даже если бы мне не пришлось дожидаться, пока наемник уснет, я бы все равно не смог пошевелиться. У меня тряслись колени, тряслись руки. Понемногу успокоившись, я встал, прошел по палубе, где еще оставались следы босых ног, и перелез через борт.
За деревьями виднелась тропинка, по которой я побежал, зная, что времени у меня очень мало. Тропинка вывела меня, как я того и ожидал, к маленькому скромному каналу, соединяющему Нил с каналом храма Вепвавета; канал огибал здание храма, проходил мимо хижины женщины, потом шел вдоль берега реки и наконец приводил к селению Асват. Тяжело дыша, я бежал вдоль канала, думая о том, как это хорошо — оказаться на земле, свободно бегать, вообще быть свободным, видеть вот эти кружевные ветви пальм. «Нужно бежать», — твердил я себе. Бежать, пока Асват не останется далеко позади и я не почувствую себя в безопасности, а потом вернуться в Пи-Рамзес, но тут я остановился, увидев, что нахожусь перед убогой хижиной, так хорошо мне знакомой.
Я прислушался. Стояла полная тишина; справа расстилалась бесконечная пустыня, крошечные поля на ее подступах казались огромными лужами, в которых отражались звезды. Все вокруг было серым и безмолвным. Тень от хижины падала мне на ноги. Мне почему-то вновь захотелось увидеть, как та женщина, словно безумная богиня, танцует под луной среди песчаных дюн, но они были безлюдны. Я больше не мог ждать. Подняв тростниковую занавеску, которая служила дверью, я вошел в хижину.