Калитка, отворись! (Бейлина) - страница 32

Мы в ночь улетаем.
Мы в ночь улетаем,
Как спелые звёзды, летим наугад…

«Скорее бы нашлась Зина! Колышек и тот нашли, а Зина… Зачем она влюбилась в Витьку? Он хороший, но совсем-совсем не волшебник. И не бродяга… А уж если Зина влюбилась, то зачем бежать? Я-то никогда не влюблюсь, шалишь! Но, если бы я всё же влюбилась, я бы ни за что не ушла! Попробовал бы он меня не полюбить».

Она не замечала, что не думает, а поёт. Ей казалось, что Чумак давно спит. А он, приподнявшись в стожке, сказал шёпотом:

— Здорово, брат, это у тебя получается!

— Что… получается?

— Вот эта твоя музыка.

— Моя? — испугалась она. — Разве это моя?

— А чья же?

— Это… это, как Зина говорит, фольклор.

— Нет, это твоя, — убеждённо повторил он. — Твоя, бродяга, твоя. Ну, завтра загоняю до смерти — спи…

Глава шестая, которая грустнее, чем хотелось бы

1

Дождь прыгал перед окнами; дома стояли в воде, и река не отличалась от земли; непонятно выглядел мост среди моря.

Зина благодарна дождю — можно не выходить.

Она жила здесь уже неделю. Слёт ветфельдшеров уже окончился, они разъехались по домам. Укатил в Барнаул бухгалтер. Пётр Алексеевич переселился на полевой стан. В последние дни он был неразговорчив, должно быть, презирал её за то, что она не поехала в Кучук. Но ведь она же хотела здесь поступить на работу — разве не всё равно? Он не смеет презирать её! Зина попробовала было объясниться, но Пётр Алексеевич сердито морщил лоб, будто отталкивал её, и она чувствовала, что расплачется, если начнёт говорить, и покажет свою слабость — а это, как известно, она запретила себе специальным правилом. И поэтому она ходила перед Петром Алексеевичем, с вызовом подняв голову. Кто он такой, чтобы её презирать? Герой? Учитель? Путешественник? Обыкновенный шофёр… Наверное, «возит налево» и «сшибает калым», так, кажется, это у них называется. И был в молодости хулиганом — иначе откуда у него такая татуировка? «Очутился бы он в моей шкуре, посмотрела бы я на него!»

Она побывала в правлениях всех трёх колхозов, в кожевенной артели, в «Заготзерне», в больнице. Везде спрашивали, кто она и откуда, приходилось врать, краснеть, путаться. И она боялась заходить вторично в те же места… Сперва Зина надеялась на секретаря райкома: казалось, человек, который пишет стихи, должен понять её; но он уехал в глубинку, и неизвестно, когда вернётся. А в гостинице Зину предупредили, чтобы скорее уезжала: у неё нет паспорта и за неё может влететь.

Последнее учреждение, куда она пошла, — районная библиотека.

— Данте какую-нибудь работу.

Пожилая библиотекарша в школьном платье с отложным воротничком обрадовалась. Она поняла это так, что вот еще одна школьница хочет записаться в «друзья книги», и тут же дала ей груду зачитанных шпионских повестей — подклеивать. У Зины стал комок в горле, но она так и не сказала правды. Библиотекарша славная, но, расскажи ей всё, сразу решит, что Зина тёмная личность. Или, чего доброго, напишет домой…