Лишь там, где на карте огороды спускались в низинку, к речушке, бурьяна не было. Плыл легкий туманец, и разведчики не сразу разобрались, что попали на большой, даже огромный огород. Тщательно спланированный и не менее тщательно ухоженный.
Впереди из тумана поднимался старый сенной сарай и еще какое-то кособокое строение. Пахло свежеполитой, хорошо удобренной землей. Грудинин вдохнул поглубже и отметил:
— Компосты делают. Из ботвы.
Теперь Матюхин уловил слабый кисловатый запах от невидимых компостных куч.
Сутоцкий нагнулся к Андрею и шепнул:
— Пошуруем! — Глаза у него поблескивали даже в сумерках, а в движениях, в фигуре появилось что-то хищное, стремительное.
— Нельзя, — покрутил головой Матюхин. — Сидеть или ползать тихонько.
— И ты туда же!
Мгновенно вспомнились перегляды Сутоцкого с Гафуром, и Матюхин спросил:
— Шарафутдинов тебе уже напоминал? — Сутоцкий отшатнулся и отошел. — Пара Сутоцкого на месте. Грудинин, за мной.
Пригибаясь и прислушиваясь, они прошли между грядок к сараю. Там, на сене, спали женщины и дети. От сарая прокрались к избушке-полуземлянке, заглянули в темное окно и осторожно приоткрыли дверь. Пахнуло конским потом и махоркой. Хриплый, простуженный голос спросил:
— Кто там?
Матюхин ответил по-немецки:
— Свои. Не бойся.
Чиркнула спичка, и засветилась стеариновая плошка. На топчане сидел босой старик в распахнутом немецком кителе и старых советских солдатских брюках. Он не спеша почесал впалую грудь и раскурил цигарку.
— Что надо, пан?
— Никто не заходил к вам? — опять по-немецки заговорил Матюхин. — Нет ли здесь или поблизости наших солдат?
— Нихт зольдатен, — ответил старик и отвернулся к окошку.
Грудинин немедленно загородил его собой. Старик повернулся в другую сторону.
— Чем занимаетесь в такой поздний час? — спросил Андрей.
Старик каменно молчал, потом вдруг стал обуваться — быстро и сноровисто. Встал, застегнул немецкий мундир и спросил:
— Чеснок? Шпинат? Капуста?
— Ладно, — переходя на русский, махнул рукой Андрей. — Кем здесь пристроился?
Лицо старика не дрогнуло, только на мгновение чуть расширились глаза.
— Огородник… По-старому, по-колхозному — бригадир. А по-немецки… Ей-богу, не выговорю.
— Немцы есть?
— Нет. Тут их всего двое — начальник да кладовщик. Они в деревне живут. Там у них контора.
— Что за женщины в сарае?
— Заночевали. Третий день на уборку гоняют, им туда-сюда ходить не захотелось. Да и боятся: самолеты зачастили. Начнут бомбить — не обрадуешься. Вот они здесь… которые с детишками, которые одни… Да и прокормиться здесь легче.
Старик отвечал быстро, но слишком уж заученно. Так можно отвечать и немцу, и русскому, и полицаю.