— Садись, отец, — предложил Матюхин, и старик сразу же опустился на топчан. Андрей сел на ящик из-под консервов так, чтобы видеть дверь. — Не будем скрывать. Мы — разведчики.
— Партизанские?
— Нет. Красной Армии.
— Далеконько забрались…
— Служба.
— А чем докажете?
— Чем же доказать? — усмехнулся Андрей и повернул под капюшоном маскировочной куртки пилотку звездой вперед. — Смотри.
— Понятно… — кивнул старик. — И чего ж вам надобно?
— Давай по порядку: что это за огород?
— Обыкновенный. Снабжаем овощами и зеленями ихние столовки. Солдатские маленько похуже, офицерские много лучше.
— Всех снабжаете или только эсэсовцев?
— Раньше — всех, а теперь только эсэсовцев.
— Это ж почему такое изменение?
— Урожай… Август ведь…
— Так урожая должно на всех хватить.
— Не знаю. Нам — как приказано. Приказано все эсэсовцам отвозить, вот и вожу. Другой раз и они приезжают…
Нет, он не собирался радоваться советским разведчикам, не спешил открываться, не рвался в помощники. Он выжидал, тянул время, и Матюхин не знал, что сделать, чтобы старик раскрылся. Ведь он, если возит овощи эсэсовцам, многое знает. Видит и знает.
От окошка подал голос Грудинин:
— Тебя как кличут-то?
Старик, не поворачиваясь, все так же ровно ответил:
— Егором. А тебя?
— А меня Николаем. — И добавил с непонятным значением: — Я — зимнего Николая.
— Ага… Ну что ж, Николай зимний, дал бы ты мне закурить хоть штучку — своя махорка еще не дошла, курю прямо-таки зеленый лист. Дерет уж очень.
Грудинин вынул кисет и кинул его на стол перед стариком. Тот не торопясь развязал его, вынул газетку и стал разворачивать. Андрей и Грудинин переглянулись — хитер старый. Как разыгрывает: «Дай хоть штучку!» Ведь полицейские и немцы курят сигареты. И не стал спешить скручивать цигарку, а прежде всего рассматривает газету.
Старик читал газету, далеко отставив ее от себя, натужно шевеля губами. Он прочел общую часть сводки Совинформбюро, перевернул газету, прочел все заголовки, заглянул вниз, прочел и номер полевой почты.
— Да-а… Вот оно, значит, как получается… На юге их лупят, а они здесь шевелятся.
— Как это — шевелятся? — подался вперед Матюхин.
— Не спеши. Когда-нибудь, а рисковать нужно. По газетке вижу, наши. Рискну. — Он развернулся к Андрею и, навалившись на столик, доверительно зашептал: — Сматываются эсэсовцы. Видать, на юг подаются.
— Отец, ты не путаешь? Партизаны бы узнали…
— Фиг с редькой они узнают. Откуда? Железнодорожники и те не знают. И я в аккурат только вчера догадался. Второй день по три, а то и по пять эшелонов уходят.
— Слушай, мы второй день здесь, мы услышали бы…